Прежде чем рассматривать кантовское учение о пространстве и времени необходимо сказать о том, что эти понятия у Канта характеризуют связь человека с миром, определяющим видом которой выступает познание. Определяющая роль познания в человеческом существовании является следствием того, что сущностью человека Кант, как и подавляющее число философов и ученых того времени, признавал разум . Представление о человеке как animal rationale*, сформировавшееся в античности, являлось господствующим и в Новое время. В своей знаменитой работе Критика чистого разума , в самом ее начале, в разделе Трансцендентальное учение о началах Кант представляет свое видение начал познания как связи человека и мира.
Каким бы образом и при помощи каких бы средств ни относилось познание к предметам, во всяком случае созерцание есть именно тот способ, каким познание непосредственно относится к ним и к которому как к средству стремится всякое мышление. Созерцание имеет место, только если нам дается предмет; а это в свою очередь возможно, по крайней мере для нас, людей, лишь благодаря тому, что предмет некоторым образом воздействует на нашу душу (das Gemüt afficiere). Эта способность (восприимчивость) получать представления тем способом, каким предметы воздействуют на нас, называется чувственностью. Следовательно, посредством чувственности предметы нам даются, и только она доставляет нам созерцания; мыслятся же предметы рассудком, и из рассудка возникают понятия. Всякое мышление, однако, должно в конце концов прямо (directe) или косвенно (indirecte) через те или иные признаки иметь отношение к созерцаниям, стало быть, у нас – к чувственности, потому что ни один предмет не может быть нам дан иным способом.
Действие предмета на способность представления, поскольку мы подвергаемся воздействию его (afficiert werden), есть ощущение. Те созерцания, которые относятся к предмету посредством ощущения, называются эмпирическими. Неопределенный предмет эмпирического созерцания называется явлением.
То в явлении, что соответствует ощущениям, я называю его материей, а то, благодаря чему многообразное в явлении (das Mannigfaltige der Erscheinung) может быть упорядочено определенным образом, я называю формой явления. Так как то, единственно в чем ощущения могут быть упорядочены и приведены в известную форму, само в свою очередь не может быть ощущением, то, хотя материя всех явлений дана нам только а posteriori, форма их целиком должна для них находиться готовой в нашей душе а priori и потому может рассматриваться отдельно от всякого ощущения.
Я называю чистыми (в трансцендентальном смысле) все представления, в которых нет ничего, что принадлежит к ощущению. Сообразно этому чистая форма чувственных созерцаний вообще, форма, в которой созерцается при определенных отношениях все многообразное [содержание] явлений, будет находиться в душе а priori. Сама эта чистая форма чувственности также будет называться чистым созерцанием. Так, когда я отделяю от представления о теле все, что рассудок мыслит о нем, как‑то: субстанцию, силу, делимость и т. п., а также все, что принадлежит в нем к ощущению, как‑то: непроницаемость, твердость, цвет и т. п., то у меня остается от этого эмпирического созерцания еще нечто, а именно протяжение и образ. Все это принадлежит к чистому созерцанию, которое находится в душе а priori также и без действительного предмета чувств или ощущения, как чистая форма чувственности.
Науку о всех априорных принципах чувственности я называю трансцендентальнойэстетикой. …
Итак, в трансцендентальной эстетике мы прежде всего изолируем чувственность, отвлекая все, что мыслит при этом рассудок посредством своих понятий, так чтобы не осталось ничего, кроме эмпирического созерцания. Затем мы отделим еще от этого созерцания все, что принадлежит к ощущению, так чтобы осталось только чистое созерцание и одна лишь форма явлений, единственное, что может быть нам дано чувственностью а priori. При этом исследовании обнаружится, что существуют две чистые формы чувственного созерцания как принципы априорного знания, а именно пространство и время, рассмотрением которых мы теперь и займемся .
Итак, отношение познания (мышления) к предметам внешнего мира Кант называет созерцанием. Созерцание – это эффект воздействия предметов на нашу душу (на наш разум). Созерцанием благодаря ощущениям нам предметы даются ; рассудком (мышлением) благодаря понятиям предметы мыслятся . Ощущения есть действие предмета на нашу способность представления. Связь мышления с созерцанием – это необходимая связь, без нее невозможно познание, поэтому Кант и говорит, что всякое мышление должно так или иначе относится к созерцанию.
Созерцания, которые относятся к предмету посредством ощущения, есть эмпирические созерцания. Эмпирические созерцания способны нам дать только неопределенный предмет или явление . Явление (неопределенный предмет) – это предмет, который нам дан ощущениями, но не определен понятием. Иначе говоря, о предмете, данном ощущениями, мы можем говорить, что он существует , он есть , но мы еще не можем говорить что это за предмет, что он есть.
Далее Кант вводит понятия материи и формы. Материя есть то, что в явлении соответствует ощущениям. Форма есть то, что упорядочивает ощущения в явлении. Так как форма упорядочивает, оформляет ощущения, то сама она не есть ощущение. Форма существует уже готовой нашей в душе (в разуме) до всякого опыта (а priori), и существует она отдельно от ощущения.
Все что не принадлежит к ощущению, Кант определяет как чистое . Так как форма чувственных созерцаний не принадлежит к ощущению, то он ее называет чистой формой чувственного созерцания или, кратко, чистым созерцанием . Чистое созерцание – это чистая форма чувственности, в ней нет ничего от ощущений. Чистое созерцание – это уже не эмпирическое, а трансцендентальное созерцание. К чистым формам чувственного созерцания Кант относит пространство и время, которые выступают априорными условиями знания (Кант пишет: принципами априорного знания). Пространство и время в учении Канта о разуме являются условиями познания, то есть условиями существования человека как разумного существа. Он следующим образом определяет их роль в организации явлений:
Посредством внешнего чувства (свойства нашей души) мы представляем себе предметы как находящиеся вне нас, и притом всегда в пространстве. В нем определены или определимы их внешний вид, величина и отношение друг к другу. Внутреннее чувство, посредством которого душа созерцает самое себя или свое внутреннее состояние, не дает, правда, созерцания самой души как объекта, однако это есть определенная форма, при которой единственно возможно созерцание ее внутреннего состояния, так что все, что принадлежит к внутренним определениям, представляется во временных отношениях. Вне нас мы не можем созерцать время, точно так же как не можем созерцать пространство внутри нас.
Пространство – это свойство души, организующее созерцание внешнего мира и его предметов. С помощью его мы можем определять внешний вид, величину предметов и из положение друг относительно друга. Время – это свойство души, организующее созерцание нашего внутреннего состояния. Время невозможно созерцать вне нас, так же как пространство – внутри нас. В понимании существа пространства и времени оКант задается вопросами:
Что же такое пространство и время? Есть ли они действительные сущности, или они суть лишь определения или отношения вещей, однако такие, которые сами по себе были бы присущи вещам, если бы даже вещи и не созерцались? Или же они суть определения или отношения, присущие одной только форме созерцания и, стало быть, субъективной природе нашей души, без которой эти предикаты не могли бы приписываться ни одной вещи?
И дает следующие ответы:
О пространстве
1. Пространство не есть эмпирическое понятие, выводимое из внешнего опыта. … Представление о пространстве не может быть поэтому заимствовано из отношений внешних явлений посредством опыта: сам этот внешний опыт становится возможным прежде всего благодаря представлению о пространстве.
2. Пространство есть необходимое априорное представление, лежащее в основе всех внешних созерцаний. Никогда нельзя себе представить отсутствие пространства, хотя нетрудно представить себе отсутствие предметов в нем. Поэтому, пространство следует рассматривать как условие возможности явлений, а не как зависящее от них определение; оно есть априорное представление, необходимым образом лежащее в основе внешних явлений.
3. Пространство есть не дискурсивное, или, как говорят, общее, понятие об отношениях вещей вообще, а чистое созерцание. … Пространство в существе своем едино; многообразное в нем, а стало быть, и общее понятие о пространствах вообще основываются исключительно на ограничениях. Отсюда следует, что в основе всех понятий о пространстве лежит априорное (не эмпирическое) созерцание. …
4. Пространство представляется как бесконечная данная величина. Всякое понятие, правда, надо мыслить как представление, которое содержится в бесконечном множестве различных возможных представлений (в качестве их общего признака), стало быть, они ему подчинены (unter sich enthält); однако ни одно понятие, как таковое, нельзя мыслить так, будто оно содержит в себе (in sich enthielte) бесконечное множество представлений. Тем не менее пространство мыслится именно таким образом (так как все части бесконечного пространства существуют одновременно). Стало быть, первоначальное представление о пространстве есть априорное созерцание, а не понятие.
Каким же образом может быть присуще нашей душе внешнее созерцание, которое предшествует самим объектам и в котором понятие их может быть определено а priori? Очевидно, это возможно лишь в том случае, если оно находится только в субъекте как формальное его свойство подвергаться воздействию объектов и таким образом получать непосредственное представление о них, т. е. созерцание, следовательно, лишь как форма внешнего чувства вообще .
ства, утверждает он, зависят от фигур. Мы можем видеть, например, что если даны две пересекающиеся под прямым углом одна к другой прямые, то через их точку пересечения под прямым углом к обеим прямым может быть проведена только одна прямая линия. Это знание, как полагает Кант, не выведено из опыта. Но моя интуиция может предвосхитить то, что будет найдено в объекте, только в том случае, если она содержит лишь форму моей чувственности, предопределяющую в моей субъективности все действительные впечатления. Объекты чувства должны подчиняться геометрии, потому что геометрия касается наших способов восприятия, и, следовательно, мы не можем воспринимать иным образом. Это объясняет, почему геометрия, хотя она синтетична, является априорной и аподиктичной.
Аргументы в отношении времени в существе своем те же самые, за исключением того, что геометрию замещает арифметика, поскольку счет требует времени.
Исследуем теперь эти аргументы один за другим. Первый из метафизических аргументов относительно пространства гласит: "Пространство не есть эмпирическое понятие, отвлекаемое от внешнего опыта. В самом деле, представление пространства должно уже лежать в основе для того, чтобы известные ощущения были относимы к чему-то вне меня (то есть к чему-то в другом месте пространства, чем то, где я нахожусь), а также для того, чтобы я мог представлять их как находящиеся вне (и подле друг друга, следовательно, не только как различные, но и как находящиеся в различных местах". Вследствие этого внешний опыт является единственно возможным через представление пространства.
Фраза "вне меня (то есть в другом месте, чем я сам нахожусь)" трудна для понимания. Как вещь в себе я не нахожусь нигде, и ничего нет пространственно вне меня. Под моим телом можно понимать только феномен. Таким образом, все, что действительно имеется в виду, выражено во второй части предложения, а именно что я воспринимаю различные объекты как объекты в разных местах. Образ, который может при этом возникнуть в чьем-либо уме, - это образ гардеробщика, который вешает разные пальто на разные крючки; крючки должны уже существовать, но субъективность гардеробщика приводит в порядок пальто.
Здесь существует, как и везде в теории субъективности пространства и времени Канта, трудность, которую он, кажется, никогда не чувствовал. Что заставляет меня расположить объекты восприятия так, как это делаю я, а не иначе? Почему, например, я всегда вижу глаза людей над ртами, а не под ними? Согласно Канту, глаза и рот существуют как вещи в себе и вызывают мои отдельные восприятия, но ничто в них не соответствует пространственному расположению, которое существует в моем восприятии. Этому противоречит физическая теория цветов. Мы не полагаем, что в материи существуют цвета в том смысле, что наши восприятия имеют цвет, но мы считаем, что различные цвета соответствуют волнам различной длины. Поскольку волны, однако, включают пространство и время, они не могут быть для Канта причинами наших восприятий. Если, с другой стороны, пространство и время наших восприятий имеют копии в мире материй, как предполагает физика, то геометрия применима к этим копиям и аргумент Канта ложен. Кант полагал, что рассудок упорядочивает сырой материал ощущений, но он никогда не думал о том, что необходимо сказать, почему рассудок упорядочивает этот материал именно так, а не иначе.
В отношении времени эта трудность даже больше, поскольку при рассмотрении времени приходится учитывать причинность. Я воспринимаю молнию перед тем, как воспринимаю гром. Вещь в себе А вызывает мое восприятие молнии, а другая вещь в себе B вызывает мое восприятие грома, но А не раньше В, поскольку время существует только в отношениях восприятий. Почему тогда две вневременные вещи A и B производят действие в разное время? Это должно быть всецело произвольным, если прав Кант, и тогда не должно быть отношения между A и B соответствующего факту, что восприятие, вызываемое A, раньше, чем восприятие, вызываемое B.
Второй метафизический аргумент утверждает, что можно представить себе, что ничего нет в пространстве, но нельзя представить себе, что нет пространства. Мне кажется, что серьезный аргумент не может быть основан на том, что можно и нельзя представить. Но я подчеркиваю, что отрицаю возможность представления пустого пространства. Вы можете представить себя смотрящим на темное облачное небо, но тогда вы сами находитесь в пространстве и вы представляете тучи, которые не можете видеть. Как указывал Вайнингер, пространство Канта абсолютно, подобно пространству Ньютона, а не только система отношений. Но я не вижу, как можно представить себе абсолютно пустое пространство.
Третий метафизический аргумент гласит: "Пространство есть не дискурсивное, или, как говорят, общее, понятие об отношениях вещей вообще, а чисто наглядное представление. В самом деле, можно представить себе только одно-единственное пространство, и если говорят о многих пространствах, то под ними разумеют лишь части одного и того же единого пространства, к тому же эти части не могут предшествовать единому всеохватывающему пространству как его составные элементы (из которых возможно было бы его сложение), но могут быть мыслимы только как находящиеся в нем. Пространство существенно едино; многообразное в нем, а, следовательно, также общее понятие о пространствах вообще основывается исключительно на ограничениях". Из этого Кант заключает, что пространство является априорной интуицией.
Суть этого аргумента в отрицании множественности в самом пространстве. То, что мы называем "пространствами", не являются ни примерами общего понятия "пространства", ни частями целого. Я не знаю точно, каков, в соответствии с Кантом, их логический статус, но, во всяком случае, они логически следуют за пространством. Для тех, кто принимает, как делают практически в наше время все, релятивистский взгляд на пространство, этот аргумент отпадает, поскольку ни "пространство", ни "пространства" не могут рассматриваться как субстанции.
Четвертый метафизический аргумент касается главным образом доказательства того, что пространство есть интуиция, а не понятие. Его посылка - "пространство воображается (или представляется - vorgestellt) как бесконечно данная величина". Это взгляд человека, живущего в равнинной местности, вроде той местности, где расположен Кенигсберг. Я не вижу, как обитатель альпийских долин мог бы принять его. Трудно понять, как нечто бесконечное может быть "дано". Я должен считать очевидным, что часть пространства, которая дана, - это та, которая заполнена объектами восприятия, и что для других частей мы имеем только чувство возможности движения. И если позволительно применить такой вульгарный аргумент, то современные астрономы утверждают, что пространство в действительности не бесконечно, но закругляется, подобно поверхности шара.
Трансцендентальный (или эпистемологичсский) аргумент, который наилучшим образом установлен в "Пролегоменах", более четок, чем метафизические аргументы, и также с большей четкостью опровергаем. "Геометрия", как мы теперь знаем, есть название, объединяющее две различные научные дисциплины. С одной стороны, существует чистая геометрия, которая выводит следствия из аксиом, не задаваясь вопросом, истинны ли эти аксиомы. Она не содержит ничего, что не следует из логики и не является "синтетическим", и не нуждается в фигурах, таких, какие используются в учебниках по геометрии. С другой стороны, существует геометрия как ветвь физики, так, как она, например, выступает в общей теории относительности, - это эмпирическая наука, в которой аксиомы выводятся из измерений и отличаются от аксиом евклидовой геометрии. Таким образом, существует два типа геометрии: одна априорная, но не синтетическая, другая - синтетическая, но не априорная. Это избавляет от трансцендентального аргумента.
Попытаемся теперь рассмотреть вопросы, которые ставит Кант, когда он рассматривает пространство в более общем плане. Если мы исходим из взгляда, который принимается в физике как не требующий доказательств, что наши восприятия имеют внешние причины, которые (в определенном смысле) материальны, то мы приходим к выводу, что все действительные качества в восприятиях отличаются от качеств в их невоспринимаемых причинах, но что имеется определенное структурное сходство между системой восприятий и системой их причин. Существует, например, соответствие между цветами (как воспринимаемыми) и волнами определенной длины (как выводимыми физиками). Подобно этому, должно существовать соответствие между пространством как ингредиентом восприятий и пространством как ингредиентом в системе невоспринимаемых причин восприятий. Все это основывается на принципе "одна и та же причина, одно и то же действие", с противоположным ему принципом: "разные действия, разные причины". Таким образом, например, когда зрительное представление А появляется слева от зрительного представления В, мы будем полагать, что существует некоторое соответствующее отношение между причиной А и причиной В.
Мы имеем, согласно этому взгляду, два пространства - одно субъективное и другое объективное, одно - известно в опыте, а другое - лишь выведенное. Но не существует различия в этом отношении между пространством и другими аспектами восприятия, такими, как цвета и звуки. Все они в их субъективных формах известны эмпирически. Все они в их объективных формах выводятся посредством принципа причинности. Нет оснований для того, чтобы рассматривать наше познание пространства каким бы то ни было отличным образом от нашего познания цвета, и звука, и запаха.
Что касается времени, то дело обстоит по-другому, поскольку, если мы сохраняем веру в невоспринимаемые причины восприятий, объективное время должно быть идентично субъективному времени. Если нет, мы сталкиваемся с трудностями, уже рассмотренными в связи с молнией и г
Дать ясное объяснение теории пространства и времени Канта нелегко, поскольку сама теория неясна. Стоит заметить, что она излагается как в “Критике чистого разума", так и в “Пролегоменах". Изложение в “Пролегоменах" популярнее, но менее полно, чем в “Критике". Вначале я постараюсь разъяснить теорию настолько доступно, насколько могу. Только после изложения попытаюсь подвергнуть её критике.
Кант полагает, что непосредственные объекты восприятия обусловлены частично внешними вещами и частично нашим собственным аппаратом восприятия. Локк приучил мир к мысли, что вторичные качества - цвета, звуки, запах и т.д.- субъективны и не принадлежат объекту, как он существует сам по себе. Кант, подобно Беркли и Юму, хотя и не совсем тем же путем, идет дальше и делает первичные качества также субъективными. Кант по большей части не сомневается в том, что наши ощущения имеют причины, кᴏᴛᴏᴩые он называет “вещами в себе" или ноуменами. То, что будет нам в восприятии, кᴏᴛᴏᴩое он называет феноменом, состоит из двух частей: то, что обусловлено объектом, - эту часть он называет ощущением, и то, что обусловлено нашим субъективным аппаратом, кᴏᴛᴏᴩый, как он говорит, упорядочивает многообразие в определенные отношения. Эту последнюю часть он называет формой явления. Кстати, эта часть не есть само ощущение и, следовательно, не зависит от случайности среды, она всегда одна и та же, поскольку всегда присутствует в нас, и она априорна в том смысле, что не зависит от опыта. Чистая форма чувственности называется “чистой интуицией" (Anschauung); существуют две такие формы, а именно пространство и время: одна - для внешних ощущений, другая - для внутренних.
Чтобы доказать, что пространство и время будут априорными формами, Кант выдвигает аргументы двух классов: аргументы одного класса - метафизические, а другого - эпистемологические, или, как он называет их, трансцендентальные. Аргументы первого класса извлекаются непосредственно из природы пространства и времени, аргументы второго - косвенно, из возможности чистой математики. Аргументы относительно пространства изложены более полно, чем аргументы относительно времени, потому что считается, что последние, по существу такие же, как и первые.
Что касается пространства, то выдвигается четыре метафизических аргумента:
1) Пространство не есть эмпирическое понятие, абстрагированное из внешнего опыта, так как пространство предполагается при отнесении ощущений к чему-то внешнему и внешний опыт возможен только через представление пространства.
2) Пространство есть необходимое представление a priori, кᴏᴛᴏᴩое лежит в основе всех внешних восприятий, так как мы не можем вообразить, что не должно существовать пространства, тогда как мы можем вообразить, что ничего не существует в пространстве.
3) Пространство не есть дискурсивное, или общее, понятие отношений вещей вообще, так как имеется только одно пространство и то, что мы называем “пространствами", будет частями его, а не примерами.
4) Пространство представляется как бесконечно данная величина, кᴏᴛᴏᴩая содержит внутри себя все части пространства. Это отношение отлично от того, какое имеется у понятия к его примерам, и, следовательно, пространство не есть понятие, но Anschauung.
Трансцендентальный аргумент относительно пространства выводится из геометрии. Кант утверждает, что евклидова геометрия известна a priori, хотя она синтетична, то есть не выводится из самой логики. Геометрические доказательства, утверждает он, зависят от фигур. Мы можем видеть, например, что если даны две пересекающиеся под прямым углом одна к другой прямые, то через их точку пересечения под прямым углом к обеим прямым может быть проведена только одна прямая линия. Это знание, как полагает Кант, не выведено из опыта. Но моя интуиция может предвосхитить то, что будет найдено в объекте, только в том случае, если она содержит исключительно форму моей чувственности, предопределяющую в моей субъективности все действительные впечатления. Объекты чувства должны подчиняться геометрии, потому что геометрия касается наших способов восприятия, и, следовательно, мы не можем воспринимать иным образом. Это объясняет, почему геометрия, хотя она синтетична, будет априорной и аподиктичной.
Аргументы в отношении времени в существе ϲʙᴏем те же самые, за исключением того, что геометрию замещает арифметика, поскольку счет требует времени.
Исследуем теперь данные аргументы один за другим. Первый из метафизических аргументов относительно пространства гласит: “Пространство не есть эмпирическое понятие, отвлекаемое от внешнего опыта. В самом деле, представление пространства должно уже лежать в основе для того, ɥᴛᴏбы известные ощущения были относимы к чему-то вне меня (то есть к чему-то в другом месте пространства, чем то, где я нахожусь), а также для того, ɥᴛᴏбы я мог представлять их как находящиеся вне (и подле друг друга, следовательно, не только как различные, но и как находящиеся в различных местах". Вследствие ϶ᴛᴏго внешний опыт будет единственно возможным через представление пространства.
Фраза “вне меня (то есть в другом месте, чем я сам нахожусь)" трудна для понимания. Как вещь в себе я не нахожусь нигде, и ничего нет пространственно вне меня. Под моим телом можно понимать только феномен. Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что все, что действительно имеется в виду, выражено во второй части предложения, а именно что я воспринимаю различные объекты как объекты в разных местах. Образ, кᴏᴛᴏᴩый может при ϶ᴛᴏм возникнуть в чьем-либо уме, - ϶ᴛᴏ образ гардеробщика, кᴏᴛᴏᴩый вешает разные пальто на разные крючки; крючки должны уже существовать, но субъективность гардеробщика приводит в порядок пальто.
Здесь существует, как и везде в теории субъективности пространства и времени Канта, трудность, кᴏᴛᴏᴩую он, кажется, никогда не чувствовал. Что заставляет меня расположить объекты восприятия так, как ϶ᴛᴏ делаю я, а не иначе? Почему, например, я всегда вижу глаза людей над ртами, а не под ними? Согласно Канту, глаза и рот существуют как вещи в себе и вызывают мои отдельные восприятия, но ничто в них не ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙует пространственному расположению, кᴏᴛᴏᴩое существует в моем восприятии. Этому противоречит физическая теория цветов. Мы не полагаем, что в материи существуют цвета в том смысле, что наши восприятия имеют цвет, но мы считаем, что различные цвета ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙуют волнам различной длины. Поскольку волны, однако, включают пространство и время, они не могут быть для Канта причинами наших восприятий. В случае если, с другой стороны, пространство и время наших восприятий имеют копии в мире материй, как предполагает физика, то геометрия применима к данным копиям и аргумент Канта ложен. Кант полагал, что рассудок упорядочивает сырой материал ощущений, но он никогда не думал о том, что крайне важно сказать, почему рассудок упорядочивает ϶ᴛᴏт материал именно так, а не иначе.
В отношении времени эта трудность даже больше, поскольку при рассмотрении времени приходится учитывать причинность. Я воспринимаю молнию перед тем, как воспринимаю гром. Вещь в себе А вызывает мое восприятие молнии, а другая вещь в себе B вызывает мое восприятие грома, но А не раньше В, поскольку время существует только в отношениях восприятий. Почему тогда две вневременные вещи A и B производят действие в разное время? Это должно быть всецело произвольным, если прав Кант, и тогда не должно быть отношения между A и B ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующего факту, что восприятие, вызываемое A, раньше, чем восприятие, вызываемое B.
Второй метафизический аргумент утверждает, что можно представить себе, что ничего нет в пространстве, но нельзя представить себе, что нет пространства. Мне кажется, что серьезный аргумент не может быть основан на том, что можно и нельзя представить. Но я подчеркиваю, что отрицаю возможность представления пустого пространства. Вы можете представить себя смотрящим на темное облачное небо, но тогда вы сами находитесь в пространстве и вы представляете тучи, кᴏᴛᴏᴩые не можете видеть. Как указывал Не стоит забывать, что вайнингер, пространство Канта абсолютно, подобно пространству Ньютона, а не только система отношений. Но я не вижу, как можно представить себе абсолютно пустое пространство.
Третий метафизический аргумент гласит: “Пространство есть не дискурсивное, или, как говорят, общее, понятие об отношениях вещей вообще, а чисто наглядное представление. В самом деле, можно представить себе только одно-единственное пространство, и если говорят о многих пространствах, то под ними разумеют исключительно части одного и того же единого пространства, к тому же данные части не могут предшествовать единому всеохватывающему пространству как его составные элементы (из кᴏᴛᴏᴩых возможно было бы его сложение), но могут быть мыслимы только как находящиеся в нем. Пространство существенно едино; многообразное в нем, а, следовательно, также общее понятие о пространствах вообще базируется исключительно на ограничениях". Из ϶ᴛᴏго Кант заключает, что пространство будет априорной интуицией.
Суть ϶ᴛᴏго аргумента в отрицании множественности в самом пространстве. То, что мы называем “пространствами", не будут ни примерами общего понятия “пространства", ни частями целого. Я не знаю точно, каков, в ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙии с Кантом, их логический статус, но, во всяком случае, они логически следуют за пространством. Стоит сказать, для тех, кто принимает, как делают практически в наше время все, релятивистский взгляд на пространство, ϶ᴛᴏт аргумент отпадает, поскольку ни “пространство", ни “пространства" не могут рассматриваться как субстанции.
Четвертый метафизический аргумент касается главным образом доказательства того, что пространство есть интуиция, а не понятие. Его посылка - “пространство воображается (или представляется - vorgestellt) как бесконечно данная величина". Это взгляд человека, живущего в равнинной местности, вроде той местности, где расположен Кенигсберг. Я не вижу, как обитатель альпийских долин мог бы принять его. Трудно понять, как нечто бесконечное может быть “дано". Я должен считать очевидным, что часть пространства, кᴏᴛᴏᴩая дана, - ϶ᴛᴏ та, кᴏᴛᴏᴩая заполнена объектами восприятия, и что для других частей мы имеем только чувство возможности движения. И если позволительно применить такой вульгарный аргумент, то современные астрономы утверждают, что пространство в действительности не бесконечно, но закругляется, подобно поверхности шара.
Трансцендентальный (или эпистемологичсский) аргумент,
кᴏᴛᴏᴩый наилучшим образом установлен в “Пролегоменах", более четок, чем
метафизические аргументы, и также с большей четкостью опровергаем.
“Геометрия", как мы теперь знаем, есть название, объединяющее две
различные научные дисциплины.
С одной точки зрения, существует чистая геометрия,
кᴏᴛᴏᴩая выводит следствия из аксиом, не задаваясь вопросом, истинны ли данные
аксиомы. Стоит заметить, что она не содержит ничего, что не следует из логики и не будет
“синтетическим", и не нуждается в фигурах, таких, какие могут быть использованы в
учебниках по геометрии. С другой стороны, существует геометрия как ветвь
физики, так, как она, например, выступает в общей теории относительности, - ϶ᴛᴏ
эмпирическая наука, в кᴏᴛᴏᴩой аксиомы выводятся из измерений и отличаются от
аксиом евклидовой геометрии. Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что существует два типа геометрии: одна
априорная, но не синтетическая, другая - синтетическая, но не априорная. Это
избавляет от трансцендентального аргумента.
Попытаемся теперь рассмотреть вопросы, кᴏᴛᴏᴩые ставит Кант, когда он рассматривает пространство в более общем плане. В случае если мы исходим из взгляда, кᴏᴛᴏᴩый принимается в физике как не требующий доказательств, что наши восприятия имеют внешние причины, кᴏᴛᴏᴩые (в определенном смысле) материальны, то мы приходим к выводу, что все действительные качества в восприятиях отличаются от качеств в их невоспринимаемых причинах, но что имеется определенное структурное сходство между системой восприятий и системой их причин. Существует, например, ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙие между цветами (как воспринимаемыми) и волнами определенной длины (как выводимыми физиками) Подобно ϶ᴛᴏму, должно существовать ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙие между пространством как ингредиентом восприятий и пространством как ингредиентом в системе невоспринимаемых причин восприятий. Все ϶ᴛᴏ базируется на принципе “одна и та же причина, одно и то же действие", с противоположным ему принципом: “разные действия, разные причины". Исходя из всего выше сказанного, мы приходим к выводу, что например, когда зрительное представление А побудет слева от зрительного представления В, мы будем полагать, что существует некᴏᴛᴏᴩое ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙующее отношение между причиной А и причиной В.
Мы имеем, согласно ϶ᴛᴏму взгляду, два пространства - одно субъективное и другое объективное, одно - известно в опыте, а другое - исключительно выведенное. Но не существует различия в ϶ᴛᴏм отношении между пространством и другими аспектами восприятия, такими, как цвета и звуки. Все они в их субъективных формах известны эмпирически. Все они в их объективных формах выводятся посредством принципа причинности. Нет оснований для того, ɥᴛᴏбы рассматривать наше познание пространства каким бы то ни было отличным образом от нашего познания цвета, и звука, и запаха.
Что касается времени, то дело обстоит по-другому, поскольку, если мы сохраняем веру в невоспринимаемые причины восприятий, объективное время должно быть идентично субъективному времени. В случае если нет, мы сталкиваемся с трудностями, уже рассмотренными в связи с молнией и громом. Или возьмем такой случай: вы слышите говорящего человека, вы отвечаете ему, и он слышит вас. Его речь и его восприятия вашего ответа, оба в той мере, в какой вы их касаетесь, находятся в невоспринимаемом мире. И в ϶ᴛᴏм мире первое предшествует последнему. Исключая выше сказанное, его речь предшествует вашему восприятию звука в объективном мире физики. Не стоит забывать, что ваше восприятие звука предшествует вашему ответу в субъективном мире восприятий. И ваш ответ предшествует его восприятию звука в объективном мире физики. Ясно, что отношение “предшествует" должно быть тем же самым во всех данных высказываниях. В то время как, следовательно, существует важный смысл, в кᴏᴛᴏᴩом перцептуальное (perceptual) пространство субъективно, не существует смысла, в кᴏᴛᴏᴩом перцептуальное время субъективно.
Вышеприведенные аргументы предполагают, как думал Кант, что восприятия вызываются вещами в себе, или, как мы должны сказать, событиями в мире физики. Это предположение, однако, никоим образом не будет логически необходимым. В случае если оно отвергается, восприятия перестают быть в каком-либо существенном смысле “субъективными", поскольку нет ничего, что можно было бы противопоставить им.
“Вещь в себе" была очень неудобным элементом в философии Канта, и она была отвергнута его непосредственными преемниками, кᴏᴛᴏᴩые ϲᴏᴏᴛʙᴇᴛϲᴛʙенно впали в нечто, очень напоминающее солипсизм. Противоречия в философии Канта с неизбежностью вели к тому, что философы, кᴏᴛᴏᴩые находились под его влиянием, должны были быстро развиваться или в эмпиристском, или в абсолютистском направлении. Фактически в последнем направлении и развивалась немецкая философия вплоть до периода после смерти Гегеля.
Непосредственный преемник Канта, Фихте (1762-1814), отверг “вещи в себе" и довел субъективизм до степени, кᴏᴛᴏᴩая, по-видимому, граничила с безумием. Стоит заметить, что он полагал, что Я будет единственной конечной реальностью и что она существует потому, что она утверждает самое себя. Но Я, кᴏᴛᴏᴩое обладает подчиненной реальностью, также существует только потому, что Я принимает его. Фихте важен не как чистый философ, а как теоретический основоположник германского национализма в его “Речах к германской нации" (1807-1808), в кᴏᴛᴏᴩых он стремился воодушевить немцев на сопротивление Наполеону после битвы под Иеной. Я как метафизическое понятие легко смешивалось с эмпирическим Фихте; поскольку Я был немцем, отсюда следовало, что немцы превосходили все другие нации. “Иметь характер и быть немцем, - говорит Фихте, - несомненно, означает одно и то же". На ϶ᴛᴏй основе он разработал целую философию националистического тоталитаризма, кᴏᴛᴏᴩая имела очень большое влияние в Германии.
Его непосредственный преемник Шеллинг (1775-1854) был более привлекателен, но являлся не меньшим субъективистом. Стоит заметить, что он был тесно связан с немецкой романтикой. В философском отношении он незначителен, хотя и пользовался известностью в ϲʙᴏе время. Не стоит забывать, что важным результатом развития философии Канта была философия Гегеля.
Мы знаем отныне, в общих чертах, что познание создаётся совокупным действием чувственных ощущений и ума (см. статью Кант – априорные и апостериорные суждения). Но при каких условиях существует чувственное восприятие или, говоря терминами Канта , созерцание (Anschauung )? Мы сказали, что чувственный опыт доставляет разуму материал его познаний. Но материал, из коего сделается одежда, уже сам по себе имеет известный вид. Это уже, строго выражаясь, не первоначальное вещество, раз оно прошло приготовительные операции в прядильне и ткацкой. Другими словами, наша чувственность не безусловно пассивна. По мнению Канта, она передает рассудку нужные ему материалы не без некоторых прибавлений от себя. У неё есть как бы свое клеймо, налагаемое ею на вещи, свои собственные формы, так сказать, свои органы, которыми она отмечает ощущаемый предмет подобно тому, как оттиск наших рук запечатлевается на горсти снега. Следовательно, чувственность в одно и то же время способность и воспринимающая, и действующая. Получая извне свою таинственную пищу, она творит из этого внешнего материала созерцание. Отсюда в каждом созерцании заключается два элемента: чистый, доопытный (априорный) и вторичный, полученный от опыта (апостериорный); с одной стороны – форма, с другой – материал; нечто, создаваемое самим созерцательным разумом и нечто, получаемое им извне.
Что же это за форма? Что это за элементы, которые наше восприятие не получает, но извлекает из своей собственной природы для присоединения к каждому своему созерцанию, подобно пищеварительному аппарату, который присоединяет свои соки к поглощаемым веществам? Эти созерцания, априорные по отношению ко всякому чувственному восприятию, которых не признает сенсуализм, и существование которых доказывает кантовская «Критика чистого разума»суть: пространство – форма внешней чувственности и время – форма чувственности внутренней. Пространство и время суть первоначальные «созерцания», «интуиции» разума, предшествующие всякому опыту. Таково бессмертное открытие Канта, главное учение его философии.
Теория познания Канта
Доказательством того, что пространство и время – дети разума, а не опыта, служит:
1) То, что ребенок, не имея еще точного понятия о расстояниях, уже стремится удалиться от неприятных для него предметов и приблизиться к тем, которые доставляют ему удовольствие. Следовательно, он знает a priori , что эти предметы находятся впереди, сбоку, вне его, в другом месте, чем он. Прежде всякого другого созерцания у него есть понятие пространства. То же можно сказать и относительно времени. Ранее всякого восприятия дитя имеет представления о прежде и после , без чего его восприятия слились бы в неразложимую массу, без порядка и последовательности; т. е., прежде всякого созерцания, у него есть доопытное понятие времени.
2) Другим доказательством априорности созерцаний пространства и времени служит то, что мысль может отвлечься от всего, что наполняет пространство и время, но никогда – от самого пространства и самого времени. Невозможность последнего доказывает, что эти созерцания не приходят к нам извне , но составляют, так сказать, одно тело с разумом, что они врождены ему, по неточному выражению догматической философии. Пространство и время – это сам разум.
Решительное же доказательство априорности понятий пространства и времени доставляется математикой. Арифметика есть наука о времени, последовательные моменты которого составляют числа; геометрия – наука о пространстве. Арифметические и геометрические истины имеют характер безусловной необходимости. Никто не скажет серьезно: «по опытам, которые я делал , трижды три даст девять, три угла треугольника равны двум прямым» и т. п., потому что всякий знает, что эти истины существуют независимо от всякого опыта. Опыт, ограниченный определенным числом случаев, не может дать истине такого безусловного и несомненного характера, как математические аксиомы. Эти истины возникают не из опыта, а из разума, который отпечатлевает на них свой высший авторитет; отсюда и невозможность сомневаться в них, хотя бы одно мгновение. Но так как истины эти относятся к пространству и времени, то пространство и время суть априорные созерцания.
Быть может, скажут, что это общие понятия, образованные путем сравнения и отвлечения? Но понятие, образованное таким образом, заключает в себе меньше признаков, чем частное понятие; так, общее понятие «человек» бесконечно менее содержательно и беднее, чем частные его примеры: Сократ , Платон , Аристотель . Но кто же дерзнет уверять, что всеобъемлющее пространство содержит меньше признаков, чем какая-либо часть его; что бесконечное время менее, чем известный определенный его промежуток? Итак, понятия пространства и времени не результат умственного процесса – сравнения различных пространств, откуда было бы извлечено общее понятие, и не результат сравнения моментов времени, откуда бы вышло общее понятие времени. Это не результаты, но принципы, априорные и неизбежные условия восприятия.
Несведущие люди воображают, что пространство и время, как и все, в них находящееся, составляют предметы восприятия. На самом же деле, они столь же мало являются предметами созерцания, сколько мало глаз может видеть самого себя (изображение глаза в зеркале есть не сам глаз). Мы видим все вещи в пространстве и воспринимаем все вещи во времени, но не можем видеть самого пространства и ощущать время, помимо его содержания . Всякое восприятие предполагает понятия пространства и времени; и, если бы у нас не было этих априорных понятий, если бы разум не создавал их прежде всяких созерцаний, если бы они не существовали в нем прежде всего, как первоначальные, коренные, неотчуждаемые формы, то чувственное восприятие вообще не было бы возможно.
Так Кант устанавливает условия, в которых совершается наше восприятие. Оно возникает чрез посредство априорных понятий пространства и времени, которые не образы, относящиеся к внешним предметам, потому что нет вещи, называющейся временем, равно как нет вещи, называющейся пространством. Время и пространство не предметы восприятия, а формы восприятия предметов , инстинктивные навыки, присущие мыслящему субъекту.
Утверждение трансцендентальной идеальности пространства и времени – вот главная мысль кантовской критики чувственности (трансцендентальной эстетики). А главный вывод из этой мысли – то, что если пространство и время не существуют независимо от нашего разума и его созерцательной деятельности, то вещи, рассматриваемые сами по себе (или, как часто неверно переводят на русский «вещи в себе», Ding an sich ), – такие, каковы они независимо от разума, их мыслящего, – не существуют ни во времени, нив пространстве . Если наши чувства, вследствие инстинктивной и неизбежной привычки, показывают нам предметы во времени и в пространстве, то они вовсе не показывают, каковы они сами по себе («в себе»), но только, как они кажутся нашим чувствам через их очки, одно стекло которых называется временем, а другое – пространством.
Это значит, что чувственность демонстрирует нам только проявления вещей (феномены ), но не может дать саму вещь в себе (ноумен ). И так как ум получает нужные ему материалы только от чувственности, и нет другого пути, по которому они могли бы до него достигнуть, то, очевидно, он всегда и неизбежно работает над явлениями нашего сознания , а тайна, реальных вещей , скрытая за явлением , навеки ускользает от человеческого разума, как она навсегда уходит и от чувств.
- Специальность ВАК РФ09.00.03
- Количество страниц 169
Введение.
Глава I. „Пространство и время в философии И. Канта".
1.1. Анализ концепций пространства и времени в различные периоды деятельности И. Канта.
1.2. Математические и динамические основоположения чистого рассудка.
1.3. Пространство и время в системе метафизических начал естествознания.
Глава II. „Пространство и время в теории относительности
А. Эйнштейна".
2.1. Пространство и время в специальной теории относительности.
2.2. Пространство-время в общей относительности.
Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Сравнительный анализ концепций пространства и времени в философии И. Канта и теории относительности А. Эйнштейна»
Актуальность темы исследования. Кантовскому „коперникианскому перевороту" в познании предшествовали две „революции в образе мышления" -революция математическая, оставившая после себя систему классической, или евклидовой геометрии, и революция физическая, совершенная Ньютоном, заложившим основы классической физики. Связь трансцендентальной философии с этими двумя величайшими событиями в истории человеческой цивилизации бесспорна; Кант не скрывал этой связи, более того, создаваемой им трансцендентально-метафизической системе он намеренно стремился придать строгость и отчетливость подобную той, какая имела место в геометрии и классической механике. Примерами из геометрии и классической механики изобилует „Критика чистого разума", в самом начале произведения были поставлены вопросы, решению которых и была посвящена „Критика.": как возможна чистая математика? Как возможна чистая физика? Более двухсот лет прошло с момента написания Кантом „Критики чистого разума", но колоссальная мощь этого произведения влечет к себе все новые и новые поколения исследователей, рождает все новые и новые споры, не ослабевающие и по сей день. Особую остроту спорам относительно места критической философии в науке придала теория относительности Эйнштейна, отвергнувшая абсолютный характер евклидовой геометрии и классической физики. Имеет ли какое-нибудь отношение „коперникианский переворот" к новейшей физико-математической революции, или его место осталось только в истории? Эйнштейн отрицал то, что актуальность трансцендентальной философии исчерпана, он не ограничивал критическую систему только рамками классической физики и евклидовой геометрии. Хотя взгляд Эйнштейна на философию Канта менялся с резко отрицательного на определенно положительный, но в последние годы жизни он отчетливо высказывал мысль о том, что не критическая философия ограничивается рамками евклидовой геометрии и классической механики, а наоборот, возможность и евклидовой геометрии, и классической механики обосновывается критической философией.
Работа „Метафизические начала естествознания" была написана Кантом через шесть лет после „Критики чистого разума"; значение этой работы, ее роль и место во всей критической философии не было оценено ни в период ее выхода в свет, ни в последующие годы, ни в наше время. В „Kant Studien" в последние десятилетия было напечатано много статей о Канте, об актуальности положений трансцендентальной философии для современного естествознания, но выводы авторов этих статей не выходят за рамки „Критики чистого разума". Сам Кант говорил о том, что в „Критике." связь математических и физических основоположений исследована не достаточно четко, что более основательный анализ этой связи дан в системе метафизических начал. Однако, „Метафизические начала." остались незамеченными на фоне „Критики чистого разума". У Э. Кассирера, одного из выдающихся неокантианцев, о „Метафизических началах." сказано мало, но достойно внимания следующее: „В „Метафизических началах естествознания" в 1786 г. разработано новое изложение кантовской философии природы. В этой работе дана дефиниция понятия материя в трансцендентальном духе - бытие материи выступает здесь не как исконное, а как производное полагание, существование материала рассматривается только как иное выражение действия и закономерности сил."1 Суть этого „нового изложения философии природы" осталась, к сожалению, не раскрытой, однако, само упоминание о новом взгляде на природу и материю вступает в противоречие с традиционно сложившейся точкой зрения о том, что после „Критики." Кант не высказывал новых масштабных положений о природе и материи.
Данное диссертационное исследование раскрывает суть того, что, по мнению автора, Кассирер вложил в понятие „нового изложения кантовской философии природы". „Новое изложение" позволяет делать выводы о том, что „коперникианский переворот" не только не потерял своей актуальности в свете
1 Э. Кассирер „Жизнь и учение Канта", - С.Пб. „Университетская книга", стр. 202, 1997 г. релятивистской революции в физике, но во многих моментах предвосхитил эту революцию.
Степень научной разработанности проблемы. Характеризуя степень изученности проблемы связи философии Канта и теории относительности Эйнштейна, следует отметить, что в такой постановке данный вопрос не исследовался никем. В работе „Философия пространства и времени" Г. Рейхенбах довольно глубоко проанализировал кантовскую и эйнштейновскую концепцию пространства и времени, но он не ставил вопрос о единстве гносеологических основ этих концепций. Г. Рейхенбах, как и подавляющее большинство исследователей Канта в качестве основной концепции пространства и времени использовал ту, которая была изложена в „Критике чистого разума". В данной диссертации „критическая" модель рассматривается не как окончательная, а как этапная.
Используемую литературу можно классифицировать по следующим группам: труды, в которых содержатся идейные предпосылки концепций пространства и времени у Канта и Эйнштейна (Аристотель, Г. Галилей, Р. Декарт, Г. В. Лейбниц, Д. Юм); труды И. Канта, А. Эйнштейна, И. Ньютона; историко-философская литература по проблеме взаимосвязи философии и физики (Г. Рейхенбах, С. И. Вавилов, Н. Бор, А. Б. Мигдал, С. Вайнберг, В. В. Ильин, В. С. Готт, В. Г. Сидоров и др.); по философии и методологии науки (в частности, физики) и по проблемам оснований физико-математического знания (в отечественной литературе - В. В. Ильин, В. Г. Сидоров, Е. П. Никитин, А. Н. Кочергин, JI. А. Микешина, В. Н. Вандышев, Е. И. Кукушкина, JI. Б. Логунова, Ю. А. Петров, Ю. Б. Молчанов, С. С. Гусев, Г. Л. Тульчинский, А. С. Никифоров, В. Т. Мануйлов и др.; в зарубежной литературе - С. Грофф, Chalmers A. F., Simon Y. R.,Cornwell S; Stamp S. E. и др.); по истории физики (М. Планк, Д. К. Максвелл, Г. Е. Горелик, И. Д. Новиков, А. В. Шилейко, Т. И. Шилейко, А. М. Мостепаненко, В. И. Григорьев, Г. Я. Мякишев и др.); историко-философская литература по проблемам взаимосвязи философии и физики (М. Г. Лобановский, В. Ф. Асмус, В. И. Шинкарук, Н. Т. Абрамова, И. Б. Новик, С. П. Чернозуб, А. М. Анисов, Dobbs В. J. Т., В. И. Колядко, Р. С. Карпинская, И. К. Лисеев и др.); работы по исследованию философского наследия И. Канта (А. В. Гулыга, Ю. Я. Дмитриев, Г. Д. Гачев, В. Е. Семенов, Carrier М, Stampf S. Е. и др.); работы по исследованию философских проблем теории относительности (И. И. Гольденблат, Г. Рейхенбах, К. X. Рахматуллин, В. И. Секерин, Д. П. Грибанов, Л. Я. Станис, К. X. Делокаров, Э. М. Чудинов и др.).
Цель диссертационного исследования. Целью диссертационного исследования является определение гносеологических корней концепций пространства и времени в философии И. Канта и теории относительности А. Эйнштейна. Для достижения цели предполагается решение следующих задач:
1. Выделение трех этапов в научной деятельности И. Канта, каждый из которых привнес новые моменты в формирование единой концепции пространства и времени; показать основное отличие послекритической концепции пространства и времени от критической.
2. Рассмотрение Кантова подхода к решению задачи взаимосвязи физики и математики: обоснование необходимости метафизического звена в связи математики и физики.
3. Раскрытие особенностей Эйнштейнова подхода к пониманию статического и динамического времени, материального и математического пространства.
Теоретико-методологические принципы и источники исследования.
В диссертационном исследовании использовался метод историко-философской реконструкции, который включает в себя методики первичного (при изучении источников) и вторичного (при привлечении различного рода критической литературы) исследования, а также методы интерпретирующего анализа (при анализе и сравнении различных концепций).
В качестве эмпирической базы исследования использовались работы И. Канта, А. Эйнштейна, труды Р. Декарта, Г. В. Лейбница, И. Ньютона, Д. Юма. В диссертации использовались работы современных отечественных и западных специалистов в области философии, теоретической физики, истории философии, истории физики, исследователей наследия И. Канта, А. Эйнштейна, И. Ньютона.
На защиту выносятся положения:
1. Послекритическая концепция пространства и времени у И. Канта, подразделяющая пространство и время на метафизические, математические и физические, во многих моментах предвосхитила теорию относительности.
2. Физическое и математическое пространство и время у И. Канта и А. Эйнштейна не могут быть связаны безусловно. Условием связи математического и физического пространства и времени является метафизическое пространство и время.
В понятие метафизика и Кант, и Эйнштейн вкладывали следующий смысл: метафизика обосновывает возможность взаимосвязи математических и физических основоположений; метафизика обосновывает возможность познания субъектом мира физических явлений.
Научная новизна исследования заключается:
1. В выделении основных отличий концепций пространства и времени в каждый из трех периодов научной деятельности Канта: докритический, критический и послекритический.
2. В определении особенностей толкования Кантом понятий пространства и времени в „Метафизических началах естествознания".
3. В раскрытии особенностей определения физического и математического времени в специальной теории относительности Эйнштейна.
4. В обосновании единства гносеологических основ концепций физического (материального) пространства в общей относительности Эйнштейна и в системе метафизических начал естествознания Канта.
Теоретическая и практическая значимость работы. Связь философии Канта и теории относительности Эйнштейна до последнего времени оставалась малоисследованной проблемой. Данное диссертационное исследование вносит свой вклад в решение задачи взаимосвязи философии и теоретической физики, а в целом метафизики и естествознания. Она раскрывает те моменты в колоссальном философском наследии И. Канта, которые ранее оставались незамеченными на фоне блистательного критического периода в творчестве гения. С другой стороны, тщательный анализ теории относительности А. Эйнштейна позволяет делать выводы о том, что эта концепция выходит за рамки физико-математической системы, содержит чисто философские моменты, идущие не от опыта, а от способности субъекта мыслить многообразное как единую систему. Сходство взглядов Канта и Эйнштейна на пространство и время дает основание для вывода о неразрывной связи философии и естествознания, а вместе с тем и связи внутреннего мира субъекта, или гуманитарной составляющей и внешнего мира, или естественнонаучной составляющей.
Материалы данного исследования могут использоваться в учебных курсах по истории западной философии, по философии и методологии научного знания, в спецкурсах по философским вопросам физики и курсах по истории физики (для физико-математических специальностей).
Апробация диссертации.
Диссертация обсуждена на заседании кафедры философии Курского государственного педагогического университета и была рекомендована к защите.
С идеями своего исследования автор выступал на конференциях и научно-методических семинарах. Так в 1998г. на конференции „Иллиадиевские чтения", состоявшейся в Курске, излагались основные мысли и цели диссертации. Тезисы доклада были опубликованы в сборнике этой конференции (Бойко В. Н. „Гуманитарное и естественнонаучное познание как составляющие единой культуры", Курск, КГПУ, 1998 г.). Основные положения и отдельные аспекты диссертационной работы нашли отражение в опубликованных работах автора.
Структура работы.
Структура диссертационного исследования определяется его целью и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.
Заключение диссертации по теме «История философии», Бойко, Владимир Николаевич
Заключение.
В результате сравнения концепций пространства и времени у И. Канта и А. Эйнштейна установлено, что в основании этих концепций лежат единые гносеологические корни. Физико-математическая конструкция необходимо связана со способностью субъекта спонтанно создавать понятия, без этого условия нет никаких оснований связывать математическую конструкцию с чувственно воспринимаемым явлением. Пространство и время в метафизике, математике и физике имеют различный смысл, но физические и математические пространство и время исходят из чистой способности субъекта представлять внешний предмет как объект созерцания - либо эмпирического, либо чистого, т. е. физическим и математическим пространству и времени предшествуют метафизические пространство и время.
Субъект в познании законов внешнего мира является не пассивным инструментом в руках природы, существующей как бы независимо от субъекта и его способностей, а активным творцом, создающим из многообразия бессвязных эмпирических фактов единую конструкцию. Внешний мир существует для гносеологического субъекта только потому, что он может быть предметом опыта, объектом эмпирического созерцания. Кантово понятие собственно научной системы и Эйнштейново понятие научной теории (т. е. фундаментальных понятий, с определения которых начались и трансцендентально - метафизическая система и релятивистская теория) фактически являются тождественными понятиями.
Классическая физика Ньютона дала человечеству новую картину мира, которая просуществовала почти два столетия; Кантову систему и Эйнштейнову теорию разделяет между собой столетие, но в это столетие было сделано столько новых открытий, сколько не было сделано за прошедшие тысячелетия человеческой истории. Во времена Канта никто не посмел бы даже намекнуть на критику каких-либо положений классической механики, во времена же Эйнштейна классическую физику критиковали многие. Столетие, в течение которого произошла смена целой эры в представлении человечества об окружающем мире стало свидетелем высочайшего подъема и падения классической физики.
Во времена Канта не было ни одного эмпирического факта, ставящего под сомнение абсолютную и безусловную значимость „Математических начал.". Кант обосновал относительный характер классической механики чисто метафизически, то есть, не обладая ничем, кроме более глубокого осмысления того математического фундамента, который лег в основу Ньютоновой системы. Кант прекрасно понимал, что его система метафизических начал обречена на многолетнее, а может и многовековое непонимание, и в самом деле, метафизическая система и по сей день воспринимается как послекритические чудачества стареющего создателя трансцендентальной философии, в ней якобы нет ничего такого, что могло бы дополнить „Критику чистого разума". Но для Канта возможная в будущем критика его системы не имела большого значения, ибо для него было важнее поставить думающую часть человечества в известность о тех выводах, к которым он пришел в период, последовавший за созданием „Критики.". Систему метафизических начал естествознания можно с полной уверенностью назвать открытием, но открытием, не реализованным в полной мере, открытием, не уступившим по своей значимости „Критике.", если бы автору хватило сил и самой жизни для придания данной системе более широкого, концептуального оформления. Но даже в том виде, в каком система метафизических начал дошла до читателя, она поражает своей глубиной и актуальностью.
Во времена же создания Эйнштейном теории относительности имела место совершенно противоположная научно-историческая ситуация: существовали факты, которые ставили под сомнение способность классической физики описывать явления природы. Более того, ставилось под сомнение не только Ньютоново учение, но сама возможность создания физики как науки в собственном смысле. „Hypotheses nou fingo", - провозгласил Ньютон, утверждая тем самым, что обоснование его системы не выходит за рамки чисто математического, что в его системе нет места метафизическим спекуляциям. Под влиянием неопровержимых эмпирических фактов Эйнштейн пересмотрел основополагающие положения классической физики, именно те математические начала, на которые опиралась вся Ньютонова механика. Математические выводы нельзя безусловно переносить на мир физических явлений, связь физики и математики необходимо обосновывать с учетом условий восприятия исследователем явления. Без „hypotheses" невозможно обойтись при создании теоретической физики, именно рациональное, метафизическое обоснование связывает с необходимостью многообразие чувственного опыта с определенной математической конструкцией.
Таким образом, ситуации, в которых создавались система метафизических начал естествознания и теория относительно принципиально отличались друг от друга. Кант еще не знал ни одного эмпирического факта, выходящего за рамки „Математических начал.", а значит и ни одного факта, подтверждающего правоту его точки зрения, изложенной в системе метафизических начал. Эйнштейн же был свидетелем крушения классической механики как всеобщей физики под воздействием многочисленных эмпирических фактов, что побудило его пересмотреть именно математические начала физической науки. Начав свой путь из противоположных отправных точек, оба гения встретились в одном и том же месте; выводы к которым пришли и Кант, и Эйнштейн (не математические, а общефизические, или физико-метафизические) поразительно схожи. „Математические начала натуральной философии" являются одним из частых случаев взаимосвязи физики и математики, идеальной физико-математической конструкцией, в которой не учитывается условие восприятия субъектом внешнего воздействия. Обоснование связи физики и математики не дается ни в каком опыте, оно исходит из самой способности субъекта мыслить явление как единство многообразного, каждый элемент которого жестко связан с предыдущим и последующим причинно-следственной зависимостью.
И Кант, и Эйнштейн различали пространство и время физические и пространство и время математические. Ньютоновы абсолютные пространство и время определены ими как математические пространство и время, физические же пространство и время есть понятия не абсолютные, а относительные. Взаимосвязь математических и физических пространства и времени носит не безусловный характер, а обусловленный возможностями субъекта воспринимать внешнее воздействие. Физические пространство и время неотделимы от явления - причины того, что воздействует на чувственность субъекта, а потому физические пространство и время даются не в чистом, а в эмпирическом созерцании. То, что не может быть предметом опыта не имеет отношения к физическим пространству и времени, например, бесконечное, неподвижное пространство, неизменно текущее, охватывающее все точки пространства одновременно, время. И пространство, и время имеют смысл в исследовании законов внешнего мира, если могут быть предметом опыта, т. е. Могут быть восприняты чувственно. Это положение является одним из наиболее важных и в системе метафизических начал естествознания, и в релятивистской теории Эйнштейна.
До создания „Метафизических начал естествознания" имели место две концепции пространства и времени у Канта: докритическая, представленная в работе „Всеобщая естественная история и теория неба", и критическая, представленная в „Критике чистого разума". В системе метафизических начал естествознания были объединены докритическая и послекритическая концепции пространства и времени.
Основное отличие критической и послекритической концепций заключается в расширении трансцендентального толкования пространства и времени: трансцендентальное толкование этих понятий объединяет математическое и физическое определение понятий пространства и времени.
Раскрыто основное отличие метафизики в послекритический период от метафизики критического периода. Метафизика - это не просто природная склонность выходить за пределы опыта, а необходимая составляющая всякой собственно-научной концепции. Собственно наука отличается от простой классификации явлений тем, что в ней взаимосвязаны субъективные способности исследователя объединять многообразное в единую систему и объективно существующее явление.
Выделено, что основания физики не математические, а метафизические, т. к. в физическом законе связываются между собой априорные способности субъекта объединять многообразие в единство и способности воспринимать внешнее воздействие. Математика играет здесь роль посредника схематически связывающего понятие и созерцание.
Предмет эмпирического созерцания и предмет чистого созерцания не могут связываться безусловно. Условием их связи является метафизическое обоснование возможности опыта, без этого условия физика и математика не связаны с необходимостью. Математика не знает, что такое опыт; метафизика дает математике исходные данные для конструирования опыта.
Критика чистого разума" и „Математические начала натуральной философии" Ньютона схожи в том, что в этих трудах физика и математика, физические основоположения и математические основоположения связывались безусловно. Принципиальное отличие послекритической системы метафизических начал заключалось в обусловленном характере связи физики и математики; Кант критикует Ньютона за то, что он положил в основу всеобщей физики математические начала: начала физики - метафизические. Физико-математическая конструкция представляет собой не однородное многообразие точек, как в геометрии Евклида, а неоднородное многообразие чувственного опыта.
В системе метафизических начал дано иное, чем в „Критике." определение понятия материи. Материя - это силовая причинность, или совокупность всего того, что может быть чувственно воспринято субъектом. Понятие материи - чистое понятие, или метафизическое понятие, но не математическое и не физическое; математическая наука может обходиться без понятия материя, физическая наука не может. Материю возможно конструировать математически, но в этой конструкции необходимо учитывать условие чувственного восприятия.
Кант указал на наиболее уязвимые моменты классической физики; он пришел к выводу, что ньютоновская механика не является всеобщей физикой, а только частной физико-математической моделью внешнего мира. Не обладая ни одним эмпирическим фактом, который поколебал бы монолит классической механики, он чисто философски пришел к выводам, которые созвучны с теорией относительности. Кант предсказал создание теории относительности, в основу которой будут положены не математические начала, а метафизические. Такую физику он назвал всеобщей.
Отличительной особенностью Эйнштейнова метода построения научной теории было то, что он не отделял теорию от субъекта, математическую конструкцию явления от способности исследователя созерцать явление. Все, что наблюдатель может знать о явлении необходимо связано с условием непосредственного восприятия явления, а это возможно в одном единственном случае - и наблюдатель, и событие находятся в одном и том же месте пространства, в одной системе отсчета. В противном случае несколько наблюдателей, расположившихся в разных удаленных от события местах, будут по разному описывать явление.
Каждый наблюдатель создает свою собственную конструкцию явления, но из всех возможных конструкций только одна будет достоверно описывать событие - та, в которой учтено условие восприятия явления наблюдателем. Эйнштейн раскрыл основное отличие динамической конструкции от статической конструкции: в последней учитывается условие восприятия явления наблюдателем.
Эйнштейн различал эмпирическое созерцание и опыт; эмпирическое созерцание не редко оказывается видимостью. Опытом оно может стать только тогда, когда известно условие, при котором возможна связь между системой отсчета субъекта или собственной системой отсчета, и системой отсчета события. Во всех других случаях математическая конструкция явления связана с собственно явлением без необходимости. Конструировать опыт чисто математически невозможно, а потому основания теоретической физики должны быть не математическими, а иными.
Создатель релятивистского учения неоднократно высказывал мысль о том, что объяснение взаимосвязи субъективных законов внутреннего мира исследователя и объективно существующего мира физических явлений выходит за рамки и математики, и физики. Всякая теория, а физическая в большей степени, неизбежно содержит метафизическое звено, без которого невозможно конструировать опыт, начала теоретической физики не математические, как у Ньютона, а чисто философские, или метафизические. Бесспорно, математика является основным инструментом в создании физической теории, но отнюдь не фундаментом.
Понятие материи в общей относительности исходит не из опыта, и не выводится математически, а представляет собой метафизическое понятие силовой причинности, лежащей в основе всего, что может существовать в физическом пространстве. Материя проявляет себя тем, что способна оказывать воздействие; масса является одной из форм существования материи, которая мыслится либо как тяжесть, либо как инерция. И тяжесть, и инерция входят в более общее понятие, обозначающее силовую первопричину всего существующего в физическом пространстве-времени, - это энергия. Энергию можно конструировать математически как определенную величину -количественную, качественную, существующую относительно других подобных величин, связанную с явлением необходимостью, действительностью, возможностью.
Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Бойко, Владимир Николаевич, 2002 год
1. Абдильдин Ж.М. „Диалектика Канта", Алма-Ата, „Казахстан", 1974 г.
2. Абрамян JI.A. „Кант и проблема знания: Анализ кантовой концепции естествознания", Ереван, Изд. АН Арм. ССР, 1979 г.
3. Авраамова М.А. „Учение Аристотеля о сущности", М., Изд. МГУ, 1970 г.
4. Адуло Т.И., Бабосов Е.М., Героименко В.А. „Философскометодологические проблемы взаимодействия наук", Киев, „Выща шк.", 1989 г.
5. Аристотель „Сочинения", М., „Мысль", 1981 г.
6. Асмус В.Ф. „Иммануил Кант", М., „Наука", 1973 г.
7. Асмус В. Ф., Шинкарук В.И., Абрамова Н. Т. „Единство научного знания", М„ „Наука", 1988 г.
8. Ахундов М.Д. „Концепция пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы", М., „Наука", 1982 г.
9. Ахундов М.Д., Баженов Л.Б. „Физика на пути к единству", М., „Знание", 1985 г.
10. Ахманов А.С. „Логическое учение Аристотеля", М., „Соцэкгиз", 1960 г.
11. Бабушкин В.У. „Феноменологическая философия науки", М., „Наука", 1985 г.
12. Барашенков B.C. „Существуют ли границы науки: количественная и качественная неисчерпаемость материального мира", М., „Мысль", 1982 г.
13. Баскин Ю.Я. „Кант", М., Юрид. лит., 1984 г.
14. Библер B.C. „Кант Галилей - Кант", - М., „Мысль", 1991 г.
15. Бом Д. „Причинность и случайность в современной физике", М., Изд. иностр. лит., 1959 г.
16. Бор Н. „Избранные научные труды", М., „Наука", 1979 г.
17. Борн М. „Моя жизнь и взгляды", М., „Прогресс", 1973 г.
18. Бородай Ю.М. „Воображение и теория познания (Критический очерк кантовского учения о продуктивной способности воображения)", М., „Высш. школа", 1966 г.
19. Бранский В.П., Корольков A.JI. и др. „Роль философии в научном исследовании", Л., Изд-во ЛГУ, 1990 г.
20. Булыгин А.В. „К истокам идеального", Л., Изд-во ЛГУ, 1988 г.
21. Бунге М. „Философия физики", М., „Прогресс", 1975 г.
22. Бур М., Иррлиц Г. „Притязания разума", М., „Прогресс", 1978 г.
23. Бэкон Ф. „Сочинения", М., „Мысль", 1977 г.
24. Вавилов С.И. „Исаак Ньютон", М., Изд-во Акад. Наук СССР, 1961 г.
25. Вайнберг С. „Первые три минуты", М., „Энергоиздат", 1981 г.
26. Вандышев В.Н. „Философский анализ дифференциации научного познания" Киев, „Выща шк", 1989 г.
27. Васильев М.В., Климонтович К.П., Станюкевич К.П. „Сила, что движет мирами", М., „Атомиздат", 1978 г.
28. Вахтомин Н.К. „Теория научного знания Иммануила Канта: опыт современного прочтения „Критики чистого разума", М., „Наука", 1986 г.
29. Венцковский Л.Э., Гаффаров Д.Т., Саттаров Н.Г. „Диалектическое единство естественнонаучного и философского знания", Ташкент, „Фан", 1989 г.
30. Вессель X. и др. „Философские основания научной теории", Новосибирск, „Наука", Сиб. отд.-ие, 1989 г.
31. Вернан Ж.П. „Происхождение древнегреческой мысли", М., „Прогресс", 1988 г.
32. Виндельбанд В. „Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия", -М., „Наука", 1993 г.
33. Вриг Г.Х. „Логико-философские исследования", М., „Прогресс", 1986 г.
34. Гайденко В.П., Смирнов Г.А. „Западноевропейская наука в средние века", -М., „Наука", 1989 г.
35. Гвай И.И. „К.Э. Циолковский о круговороте энергии", М., Изд. Акад. Наук СССР, 1957 г.
36. Гегель Г.В. „Лекции по истории философии", СПб., „Наука", 1993 г.
37. Гейзенберг В. „Физика и философия. Часть и целое", М., „Наука", 1989 г.
38. Гоббс Т. „Сочинения", М., „Мысль", 1989 г.
39. Голин Г.М., Филонович С.Р. „Классики физической науки: (С древнейших времен до начала XX в.)", М., „Высш. пне.,", 1989 г.
40. Гольденблат И.И. „Парадоксы времени" в релятивистской механике", -М„ „Наука", 1972 г.
41. Горелик Г.Е. „Почему пространство трехмерно?", М., „Наука", 1988 г.
42. Готт B.C. „Союз философии и естествознания", М., „Знание", 1973 г.
43. Готт B.C., Сидоров В.Т. „Философия и процесс физики", М., „Знание", 1986 г.
44. Грибанов Д.П. „Философские взгляды А. Эйнштейна и развитие теории относительности", М., „Наука", 1987 г.
45. Грибанов Д.П. „Философские основания теории относительности", М., „Наука", 1982 г.
46. Григорьев В.И., Мякишев Г.Я. „Силы в природе", М., „Наука", 1988 г.
47. Григорян Б.Т. „Неокантианство. Критический очерк", М., „Высш. школа", 1962 г.
48. Гринишин Д.М., Корнилов С.В. „Иммануил Кант ученый, философ, гуманист", - Л., Изд. ЛГУ, 1984 г.
49. Грюнбаум А. „Философские проблемы пространства и времени", М., „Прогресс", 1969 г.
50. Грофф С. „За пределами мозга", М., Изд. Трансперсонального ин-та, 1993 г.
51. Гусев С.С., Тульчинский Г.Л. „Проблема понимания в философии", М., „Политиздат", 1989 г.
52. Данин Д.С. „Неизбежность странного мира", М., „Молодая гвардия", 1966 г.
54. Делокаров К.Х. „Философские проблемы теории относительности", М., „Наука", 1973 г.
55. Длугач Т.Б. „Проблема единства теории и практики в немецкой классической философии", М., „Наука", 1986 г.
56. Злобин Н.С. „Культурные смыслы науки", М., „Олма-Пресс", 1997 г.
57. Зубов В.П. „Аристотель", М., Изд. Акад. наук СССР, 1963 г.
58. Иванов В.Г. „Детерминизм в философии и физике", Л., „Наука", Ленинградское отд-ние, 1974 г.
59. Ильин В.В. „Механика Ньютона основа единой физики", - М., „Высш. шк. ",1992 г.
60. Ильин В.В. „Критерии научности знания", М., „Высш. шк.", 1989 г.
61. Кант И. „Всеобщая естественная история и теория неба", Соч. T.l, М., „Чоро", 1994 г.
62. Кант И. „Критика чистого разума", М., „Мысль", 1994 г.
63. Кант И. „Критика практического разума", Соч. Т. 4, М., „Чоро", 1994 г.
64. Кант И. „Критика способности суждения", Соч. Т.4, М., „Чоро", 1994 г.
65. Кант И. „Метафизические начала естествознания", Соч. Т.4, М., „Чоро", 1994 г.
66. Кант И. „О вопросе, предложенном на премию Королевской Берлинской Академии наук в 1791 году: какие действительные успехи создала метафизика в Германии со времен Лейбница и Вольфа", Соч. Т.7, М., „Чоро", 1994 г.
67. Кант И. „О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира", Соч. Т. 2, М., „Чоро", 1994 г.
68. Кант И. „Об основанном на априорных принципах переходе от метафизических начал естествознания к физике", Соч. Т.8, М., „Чоро", 1994 г.
69. Кант И. „Пролегомены ко всякой будущей метафизике, которая может появиться как наука", Соч. Т.4, М., „Чоро", 1994 г.
70. Кант И. „Из рукописного наследия", Соч. Т.8, М., „Чоро", 1994 г.
71. Кант и кантианцы: Критические очерки одной философской традиции А.С. Богомолов, В.А. Жучков и др., М., „Наука", 1978 г.
72. Канто А.С. „Философия и мир: истоки, тенденции, перспективы", М., „Политиздат", 1990 г.
73. Кассирер Э. „Жизнь и учение Канта", С.Пб., „Университетская книга", 1997 г.
74. Кассирер Э. „Проблема познания в философии и науке в Новейшее время", С.Пб., „Университетская книга", 1997 г.
75. Карпинская Р.С., Лисеев И.К., Огурцов А.П. „Философия природы: коэволюционная стратегия", М., „Интерпракс", 1995 г.
76. Карцев В.П. „Ньютон", М., Мол. гвардия, 1987 г.
77. Колесников А.С. „Философия Бертрана Рассела", Л., Изд. ЛГУ, 1991 г.
78. Колядко В.И. „Больцано", М., „Мысль", 1982 г.
79. Косарева Л.М. „Рождение науки Нового времени из духа культуры", М., Ин-т психологии РАН, 1997 г.
80. Комарова В.Я. „Учение Зенона Элейского", Л., Изд. ЛГУ, 1988 г.
81. Кобзарёв Н.И. „Ньютон и его время", М., „Знание", 1978 г.
82. Кочергин А.Н. „Моделирование мышления", М., Политиздат", 1969 г.
83. Критические очерки по философии Канта К 250-летию со дня рождения/ АН УССР, Ин-т философии., Киев, „Наук. Думка", 1975 г.
84. Кудрявцев П.С. „История физики", М., „Учпедгиз", 1971 г.
85. Кузнецов Б.Г. „История философии для физиков и математиков", М., „Наука", 1974 г.
86. Кузнецов Б.Г. „Эйнштейн. Жизнь, смерть, бессмертие", М., „Наука", 1979 г.
87. Кузнецов Б.Г. „Ньютон", М., „Мысль", 1982 г.
88. Кузнецов В.И., Бургин М.С. „Мир теорий и могущество разума", Киев, „Украша", 1991 г.
89. Кукушкина Е.И., Логунова Л.Б. „Мировоззрение, познание, практика", -М., „Политиздат", 1985 г.
90. Ламетри Ж.О. „Сочинения", М., „Мысль", 1983 г.
91. Лейбниц Г.В. „Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии", Соч. Т.2, М., „Мысль", 1983 г.
92. Лейбниц Г.В. „Против варварства в физике за реальную философию", Соч. Т.1, М., „Мысль", 1983 г.
93. Лейбниц Г.В. „Монадология", Соч. Т.1, М., „Мысль", 1983 г.
94. Лейбниц Г.В. „Краткое доказательство примечательной ошибки Декарта.", Соч. Т.1, М., „Мысль", 1983 г.
95. Лейбниц Г.В. „Начала и образцы всеобщей науки", Соч. Т.З, М., „Мысль", 1983 г.
96. Лисовенко Н.А. „Философия религии Марбургской школы неокантианства", М., „Наук. Думка", 1983 г.
97. Лобановский М.Г. „Основания физики природы", М., „Высш. шк.", 1990 г.
98. Локк Дж. „Сочинения", М., „Мысль", 1985 г.
99. Лукьянец B.C. „Физико-математические пространство и реальность", -Киев, „Наук. Думка", 1971 г.
100. Ляткер Я.А. „Декарт", М., „Мысль", 1975 г.
101. Максвелл Д.К. „Статьи и речи", М., „Наука", 1968 г.
102. Мамардашвили М.К. „Кантианские вариации", М., „Аграф", 1997 г.
103. Мамардашвили М.К. „Картезианские размышления", М., „Прогресс", 1999 г.
104. Мамчур Е.А., Овсянников П.Ф., Огурцов А.П. „Отечественная философия науки: предварительные итоги", М., „РОССМЭН",1997 г.
105. Маркова JI.A. „Конец века конец науки?", - М., „Наука", 1992 г.
106. Мигдал А.Б. „Как рождаются физические теории", М., „Педагогика", 1984 г.
107. Михайлов А.В. „Мартин Хайдеггер: человек в мире", М., „Моск. рабочий", 1990 г.
108. Митрошилова Н.В. „Рождение и развитие философских идей", М., „Политиздат", 1991 г.
109. Молчанов Ю.Б. „Проблема времени в современной науке", М., „Наука", 1990 г.
110. Мостепаненко A.M. „Пространство-время и физическое познание", -М., „Атомиздат", 1975 г.
111. Муравьев В.Н. „Овладение временем", М., „РОССМЭН", 1998 г.
112. Материалы межвузовской научной конференции 25-26 апреля 1996 г. „Проблема интеграции философских культур в свете компаративистского подхода", С.Пб., Изд-во Гос. ун-та, 1996 г.
113. Надточаев А.С. „Философия и наука в эпоху античности", М., Изд. МГУ, 1990 г.
114. Налетов И.З. „Конкретность философского знания", М., „Мысль", 1986 г.
115. Нарский И.С. „Философия Давида Юма", М., Изд. МГУ, 1967 г.
116. Никитин Е.П. „Открытие и обоснование", М., „Мысль", 1988 г.
117. Никифоров А.С. „Познание мира", М., „Сов. Россия", 1989 г.
118. Новиков И.Д. „Куда течет река времени", М., „Молодая гвардия",1990 г.
119. Ньютон И. „Математические начала натуральной философии", М., „Наука", 1989 г.120. „Ньютон и философские проблемы физики XX века." Сборник статей/АН СССР, Ин-т философии;/ Отв. редактор М.Д. Ахундов, С.В. Илларионов., М., „Наука", 1991 г.
120. Ойзерман Т.И., Нарский И.С. „Теория познания Канта", М., „Наука", 1991г.
121. Осипов А.И. „Пространство и время как категории мировоззрения и регуляторы практической деятельности", М., „Наука", 1986 г.
122. Петров А.З. „Пространство-время и материя", Изд. Казанского ун-та, „Казань", 1963 г.
123. Планк М. „Единство физической картины мира", М., „Наука", 1966 г.
124. Платон „Диалоги", М., „Мысль", 1998 г.
125. Подольный Р.Г. „Освоение времени", М., „Политиздат", 1989 г.
126. Попов С.И. „Кант и кантианство", М., Изд. МГУ, 1961 г.
127. Поппер К.Р. „Логика и рост научного знания", М., „Прогресс", 1983 г.
128. Потемкин В.К., Симонов А.Л. „Пространство в структуре мира", -Новосибирск, „Наука", Сиб. отд-ние, 1990 г.
129. Рассел Б. „История западной философии", М., „МИФ", 1993 г.
130. Рахматулин К.Х. „В мире Эйнштейна", Алма-Ата, „Казахстан", 1967 г.
131. Рейхенбах Г. „Философия пространства и времени", М., „Прогресс", 1985 г.
132. Руттенбург В.И. „Титаны Возрождения", М., „Наука", 1991 т.
133. Свасьян К.А. „Философия символических форм Э. Кассирера", Ереван, Изд. АН Арм. ССР, 1989 г.
134. Секерин В.И. „Теория относительности мистификация века", „Новосибирск": Б.И., 1991 г.
135. Селиванов Ф.А. „Истина и заблуждение", М., „Политиздат", 1972 г.
136. Сидоров В.Г. „Философские предпосылки становления физических теорий", М., „Высш. шк.", 1989 г.
137. Силин А.А. „О природе времени", М., „Вест. РАН", 1995 г.
138. Станис Л.Я. „Движение, пространство, время и теория относительности", М., „Высш. шк.", 1967 г.
139. Уитроу Дж. „Естественная философия времени", М., „Прогресс", 1964 г.
140. Филатов В.П. „Научное познание и мир человека", М., „Политиздат", 1989 г.
141. Фихте И.Г. „Основа общего наукоучения", Соч. Т.1, „Мифрил", С.Пб., 1993 г.
142. Фишер К. „История новой философии: Декарт: его жизнь, сочинения и учение", СПб., Мифрил, 1994 г.44. „Философия Канта и современность" Под общей ред. чл.-кор. АН СССР Т.У. Ойзермана., М., „Мысль", 1974 г.
143. Хайдеггер М. „Время и бытие", М., „Республика", 1993 г.
144. Хайдеггер М. „Разговор на проселочной дороге", М., „Высш. шк.", 1991 г.
145. Ходаковский Н.И. „Спираль времени", М., ООО „АИФ-Принт", 2001 г.
146. Целлер Э. „Очерк истории греческой философии", М., „Канон", 1996 г.
147. Чернов С.А. „Субъект и субстанция: трансцендентализм в философии науки", С.Пб., Изд. С.Пб. ун-та, 1993 г.
148. Чудинов Э.М. „Теория относительности и философия", М., „Политиздат", 1974 г.
149. Швырев B.C. „Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки", М., „Наука", 1966 г.
150. Шеллинг Ф.В.Й. „Сочинения", М., „Мысль", 1987 г.
151. Шилейко А.В., Шилейко Т.И. „В океане энергии", М., „Знание", 1989 г.
152. Шопенгауэр А. „Мир как воля и представление", М., „Наука", 1993 г.
153. Шумлянский И.И., Шумлянский И.И. „Картина мироздания: основные закономерности процессов развития", М., „Мысль", 1990 г.
154. Эйнштейн А. „Сущность теории относительности", М., „Наука",1966 г.
155. Эйнштейн А. „Геометрия и опыт", М., „Наука", 1966 г.
157. Эйнштейн А. „К общей теории относительности", М., „Наука", 1966 г.
158. Эйнштейн А. „О современном кризисе теоретической физики", М., „Наука", 1967 г.
159. Эйнштейн А. „Мотивы научного исследования", М., „Наука", 1967 г.
160. Эйнштейн А. „К общей теории относительности", М., „Наука", 1966 г.
161. Эйнштейн А. „Статьи, рецензии, письма", М., „Наука", 1967 г.
162. Эйнштейн А. „Физика и реальность", М., „Наука", 1965 г.
163. Эйнштейн А., Инфельд JI. „Эволюция физики", М., „Молодая гвардия", 1966 г.
164. Энгельс Ф. „Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии", М., „Политиздат", 1984 г.
165. Энциклопедия для детей. Астрономия Под ред. М.Д. Аксенова., М., „Аванта", 1998 г.
166. Юм Д. „Трактат о человеческой природе, или попытка применить основанный на опыте метод рассуждения к моральным предметам", Соч. Т.1, М., „Мысль", 1996 г.
167. Юм Д. „Исследование о человеческом познании", Соч. Т.2, М., „Мысль", 1996 г.
168. Brown H.R., Maia A. „Light-speed constancy versus light-speed invariance in the derivation of relativistic kinematics", Aberdeen, Vol. 44, №3,1993.
169. Carrier M. „Kant"s relational theory of absolute space", Kant-Studien-B, 1992, Vg 83.
170. Chalmers A.F. „Theory change and theory choise", Haurlem, Methodology a science Vol 27, №3,1994.
171. Dobbs B.J.T. „Newton as final cause and first mover", J.S., Philadelphia, 1994.
172. Nussbaum Ch., „Critical and pre-critical phases in Kant"s philosophy of logic", Kant-Studien-B, 1992, Vg 83.
173. Stampf S.E. „Socrates to Sartre", Vanderbilt University, Mc Grow Hill., Jnc., 1998/
174. Schrag Calvin O. „Haidegger and Cassirer on Kant // Kant-Studien LVII (1967), pp. 87-100.
175. Steinhoff G. „Kant"s argument for causality in the second analogy", N.Y, Jntern. philos. quart - Broux, 1994, Vol 34, №4.
Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.