Ежов, николай иванович. Идеальный исполнитель

26.09.2021

Николай Иванович Ежов (рожд. 19 апреля (1 мая) 1895 г. – 4 февраля 1940 г.) – советский государственный и партийный деятель, глава сталинского НКВД, член Оргбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), нарком водного транспорта СССР. Эпоха его руководства карательными органами вошла в историю под названием «ежовщина».

Происхождение. Ранние годы

Николай – родился в Петербурге в семье литейщика в 1895 г. Его отец был выходцем из Тульской губернии (село Волохонщино близ Плавска), но попав на военную службу в Литву, женился на литовке и остался там. По официальной советской биографии, Н.И. Ежов родился в Санкт-Петербурге, но, согласно архивным данным, вероятней, что местом его рождения была Сувалкская губерния (на границе Литвы и Польши).

Он окончил 1-й класс начального училища, позднее, в 1927 году, посещал курсы марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б), а с 14-ти лет работал учеником портного, слесарем, рабочим на кроватной фабрике и на Путиловском заводе.

Служба. Партийная карьера

1915 год – Ежова призвали в армию, а год спустя уволили из-за ранения. В конце 1916 года он возвратился на фронт, служил в 3-м запасном пехотном полку и в 5-х артиллерийских мастерских Северного фронта. 1917 год, май – вступил в РСДРП(б) (большевистское крыло Российской социал-демократической рабочей партии).

1917 год, ноябрь – Ежов командует красногвардейским отрядом, а в 1918 – 1919 годах возглавляет клуб коммунистов на заводе Волотина. Также в 1919 году он вступает в ряды Красной армии, служит секретарем парткома военного подрайона в Саратове. Во время Гражданской войны Ежов был военным комиссаром нескольких красноармейских частей.

1921 год – Ежоав переводят на партийную работу. 1921 год, июль – Николай Иванович женился на марксистке Антонине Титовой. За «непримиримость» к партийной оппозиции его начали быстро продвигать по карьерной лестнице.

1922 год, март – он занимает должность секретаря Марийского обкома РКП(б), а с октября становится секретарем Семипалатинского губкома, потом заведующим отделом Татарского обкома, секретарем Казахского крайкома ВКП(б).

Тем временем на территории Средней Азии возникло басмачество – национальное движение, противостоявшее советской власти. Ежов Николай Иванович руководил подавлением басмачества в Казахстане.

Солдат Николай Ежов (справа) в Витебске. 1916 г.

Перевод в Москву

1927 год – Николая Ежова переводят в Москву. Во время внутрипартийной борьбы 1920 – 1930-х годов он всегда поддерживал Сталина и теперь был вознагражден за это. Он довольно быстро пошел вверх: 1927 год – становится заместителем заведующего учетно-распределительного отдела ЦК ВКП(б), в 1929 – 1930 годах – наркомом земледелия Советского Союза, принимает участие в коллективизации и раскулачивании. 1930 год, ноябрь – он заведующий распределительным отделом, отделом кадров, промышленным отделом ЦК ВКП(б).

1934 год – Сталин назначает Ежова председателем Центральной комиссии по чистке партии, а в 1935 году он становится секретарем ЦК ВКП(б).

В «Письме старого большевика» (1936 год), написанном Борисом Николаевским, есть описание Ежова, каким он был в те времена:

За всю свою долгую жизнь, я никогда не встречал такой отталкивающей личности, как Ежов. Когда я смотрю на него, то вспоминаю гадких мальчишек с Растеряевой улицы, чьим любимым занятием было привязать кусок смоченной в керосине бумаги к хвосту кошки, поджечь его, а после с восторгом наблюдать, как охваченное ужасом животное будет носиться по улице, отчаянно, но тщетно пытаясь убежать от приближающегося огня. Я не сомневаюсь, что в детстве Ежов забавлялся именно так, и что он сейчас продолжает проделывать нечто подобное.

Ежов был маленького роста (151 см.) Те, кто знал о его наклонностях к садизму, называли его между собой Ядовитый Карлик или Кровавый Карлик.

«Ежовщина»

Переломным моментом в жизни Николая Ивановича стало убийство коммунистического наместника Ленинграда, Кирова. Сталином было использовано это убийство как предлог для усиления политических репрессий, и главным их проводником он сделал Ежова. Николай Иванович фактически стал возглавлять следствие по убийству Кирова и помог сфабриковать обвинения в причастности к нему бывших лидеров партийной оппозиции – Каменева, Зиновьева и других. Кровавый Карлик присутствовал при казни Зиновьева и Каменева и пули, которыми они были расстреляны, он сохранил у себя как сувениры.

Когда Ежов блестяще смог справиться с этой задачей, Сталин возвысил его еще больше.

1936 год, 26 сентября – после снятия с поста , Ежов становится главой наркомата внутренних дел (НКВД) и членом ЦК. Такое назначение, на первый взгляд, не могло предполагать усиления террора: в отличие от Ягоды, Ежов не был тесно связан с «органами». Ягода попал в немилость потому, что он медлил с репрессиями против старых большевиков, которые хотел усилить вождь. Но для поднявшегося только недавно Ежова разгром старых большевицких кадров и уничтожение самого Ягоды – потенциальных или воображаемых врагов Сталина – не представляли личных затруднений. Николай Иванович был предан лично Вождю Народов, а не большевизму и не органам НКВД. Как раз такой кандидат и нужен был в то время Сталину.

По указанию Сталина новым нарком была проведена чистка ставленников Ягоды – почти всех их арестовали и расстреляли. В годы, когда Ежов возглавлял НКВД (1936-1938 годы), Великая сталинская чистка достигла апогея. 50-75 % членов Верховного Совета и офицеров Советской армии были сняты с постов, попали в тюрьмы, лагеря ГУЛАГа или были казнены. «Врагов народа», подозреваемых в контрреволюционной деятельности, и попросту «неудобных» для вождя людей безжалостно уничтожали. Для того что бы вынести смертный приговор было достаточно соответствующей записи следователя.

В результате чисток, были расстреляны или посажены в лагеря люди, имевшие немалый опыт работы, – те, кто мог хотя бы немного нормализовать положение в государстве. К примеру, репрессии среди военных очень больно отозвались во время Великой Отечественной войны: среди высшего военного командования почти не оставалось тех, кто имел практический опыт организации и ведения боевых действий.

Под неустанным руководством Н.И. Ежова было сфабриковано множество дел, проведены крупнейшие фальсифицированные показательные политические процессы.

Множество обычных советских граждан было обвинено (основанием служили, обычно, надуманные и несуществующие «улики») в измене или «вредительстве». Выносившие приговоры на местах «тройки» равнялись на произвольные цифры расстрелов и тюремных заключений, которые спускались сверху Сталиным и Ежовым. Нарком знал, что в большинстве своем обвинения против его жертв были ложными, но человеческая жизнь для него не имела никакой цены. Кровавый Карлик открыто говорил:

В этой борьбе с фашистскими агентами будут и невинные жертвы. Мы ведем большое наступление на врага, и пусть не обижаются, если мы кого-то заденем локтем. Лучше пусть пострадают десятки невинных, чем пропустить одного шпиона. Лес рубят – щепки летят.

Арест

Ежова ожидала участь его предшественника Ягоды. 1939 год – он был арестован по доносу начальника управления НКВД по Ивановской области В.П. Журавлева. В предъявленных ему обвинениях значились подготовка терактов против Сталина и гомосексуализм. Опасаясь пыток, на допросе бывший нарком признал себя виновным по всем пунктам

1940 год, 2 февраля – бывшего наркома судила в закрытом заседании Военная коллегия под председательством Василия Ульриха. Ежов, как и его предшественник, Ягода, до конца клялся в любви к Сталину. Он отрицал, что является шпионом, террористом и заговорщиком, говоря, что «предпочитает смерть лжи». Он стал утверждать, что прежние его признательные показания были выбиты пытками («применили ко мне сильнейшие избиения»). Единственной своей ошибкой он признал то, что «мало чистил» органы госбезопасности от «врагов народа»:

Я почистил 14 тыс. чекистов, но огромная моя вина состоит в том, что я мало их почистил… Я не стану отрицать, что пьянствовал, но я работал как вол… Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-то из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело.

В заключение он сказал, что будет умирать с именем Сталина на устах.

После заседания суда Ежова отвели в камеру, а спустя полчаса вызвали снова для объявления ему смертного приговора. Услыхав его, Ежов обмяк и повалился в обморок, но стража успела подхватить его и вывела из помещения. Просьбу о помиловании отклонили, и Ядовитый Карлик впал в истерику и плач. Когда его снова вели из комнаты, он вырывался из рук охраны и вопил.

Казнь

1940 год, 4 февраля – Ежова расстрелял будущий председатель КГБ Иван Серов (по другой версии – чекист Блохин). Расстреливали в подвале небольшого участка НКВД в Варсонофьевском переулке (Москва). В этом подвале были наклонные полы для стекания и смывания крови. Такие полы делали в соответствии с прежним указанием самого Кровавого Карлика. Для казни бывшего наркома не стали использовать главную смертную камеру НКВД в подвалах Лубянки, для гарантии полной секретности.

По утверждениям видного чекиста П. Судоплатова, когда Ежова вели на расстрел, он пел «Интернационал».

Тело Ежова тут же было кремировано, а пепел сброшен в общую могилу на московском Донском кладбище. О расстреле официально не сообщалось. Нарком попросту тихо исчез. Даже в конце 1940-х годов некоторые считали, что бывший нарком находится в сумасшедшем доме.

После смерти

В постановлении по делу Николая Ивановича Ежова Военной коллегии Верховного Суда РСФСР (1998 г.) было сказано, что «в результате операций, которые были проведены сотрудниками НКВД в соответствии с приказами Ежова, только в 1937-1938 годах было подвергнуто репрессиям более 1,5 млн. граждан, из них около половины расстреляли» Число заключенных ГУЛАГа за 2 года «ежовщины» возросло почти в три раза. Не меньше 140 тыс. из них (а, возможно гораздо больше) умерли за эти годы от голода, холода и непосильного труда в лагерях или на пути к ним.

Нацепив на репрессии ярлык «ежовщина», пропагандисты попытались целиком переложить вину за них со Сталина на Ежова. Но, по воспоминаниям современников, Кровавый Карлик был, скорей, куклой, исполнителем сталинской воли, да по другому просто и быть не могло.

ОГПУ. ЯГОДА И ЕЖОВ

Мое знакомство с ОГПУ состоялось в январе 1926 года, когда я оказался в роли «подозреваемого». Я занимал тогда пост начальника военной разведки в Западной Европе III отдела Разведуправления Красной Армии. Ill отдел собирает сведения, поступающие со всего мира, и составляет секретные доклады и специальные бюллетени для двадцати членов высшего руководства СССР.

В то утро меня вызвал к себе Никонов, возглавлявший III отдел, и сказал мне, чтобы я немедленно отправлялся в спецотдел московского областного ОГПУ.

– Вход через улицу Дзержинского, подъезд № 14, – сказал он. – Вот пропуск.

Он протянул мне кусочек зеленого картона, присланный из ОГПУ. На мой вопрос, зачем меня вызывают, он сказал:

– Честно говоря, не знаю. Но когда они вызывают, нужно идти немедленно.

Вскоре я стоял перед следователем ОГПУ. Он сухо предложил мне сесть, сел сам за свой стол и стал перебирать какие-то бумаги. Десять минут прошло в молчании, после чего он быстро взглянул на меня и спросил:

– Когда вы последний раз дежурили по Третьему отделу?

– Шесть дней назад, – ответил я.

– Тогда скажите, куда девалась печать Третьего отдела? – сказал он с напускным драматизмом.

– Откуда мне знать? – ответил я. – Дежурный на выходе не подписал бы мне пропуск, если бы я не сдал ему ключи и печать.

Следователь вынужден был признать, что, судя по журналу дежурств, я сдал ключ вместе с другими атрибутами власти своему сменщику. Однако дело на этом не кончилось, и он стал мне задавать наводящие вопросы:

– Вы давно состоите в партии, товарищ Кривицкий?

– Вы не имеете права задавать мне подобные вопросы, – сказал я. – Вы знаете, какое положение я занимаю. Пока я не доложу своему начальнику товарищу Берзину, я не имею права подвергать себя дальнейшему допросу. С вашего позволения, я позвоню ему по телефону.

Я набрал номер своего начальника Берзина, объяснил ситуацию и спросил, должен ли я отвечать на вопросы общего характера.

– Ни слова, пока не получите моих указаний. Я по звоню вам через пятнадцать – двадцать минут.

Следователь нетерпеливо ждал, вышагивая по кабинету. Через двадцать минут раздался звонок от Берзина.

– Отвечайте на вопросы, только относящиеся к делу, – сказал он мне.

Я передал трубку следователю, и Берзин повторил свое указание.

– Ну ладно, – сказал следователь недовольным то ном. – Можете идти.

Я вернулся к себе. Менее чем через полчаса ко мне зашел интеллигентный молодой человек в очках, работавший в нашем дальневосточном отделе. Он не был членом партии и был взят в наш отдел только за знание персидского языка.

– Знаете что, Кривицкий, – сказал он мне с явным испугом. – Меня вызывают в ОГПУ.

– Зачем? – спросил я его. – Вы же не несете дежурств.

– Конечно, нет, – ответил он. – Мне никогда бы не доверили. Я же не член партии.

Интеллигентный молодой человек отправился в ОГПУ, да так и не вернулся обратно.

Через несколько дней пропавшая печать была «найдена». Я уверен, что ее выкрали сотрудники ОГПУ, чтобы состряпать дело вокруг нашего Разведуправления и убедить Политбюро в необходимости распространить на него свою власть. Разведуправление ревниво оберегало свою независимость и последним попало во власть секретной службы, но это случилось десятью годами позже.

Фабрикация таких дел была любимым занятием ОГПУ. Убедив вначале аппарат большевистской диктатуры, а затем и лично Сталина в том, что их власть держится исключительно на неусыпной бдительности ОГПУ, оно так расширило свое всевластие, что в конце концов превратилось в государство в государстве.

Начав «следствие» по делу, не имеющее ничего общего с раскрытием преступлений, оно вынуждено ради протокола найти жертву любой ценой, и в этом состоит основная жестокость этого учреждения. Этим же объясняется исчезновение нашего знатока персидского языка.

История создания ОГПУ восходит к декабрю 1917 года, когда месяц спустя после Октябрьской революции Ленин направил Дзержинскому проект декрета о создании органа для «борьбы с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем». Эта памятная записка ознаменовала собой рождение Чрезвычайной комиссии, уполномоченной вести борьбу против врагов Советской власти. ЧК превратилась в инструмент террора и массовых репрессий, которые начались после покушения на жизнь Ленина летом 1918 года и убийства Урицкого.

Первый председатель ЧК Феликс Дзержинский был беспощадным борцом за дело революции с репутацией неподкупного революционера. Во время Гражданской войны он посылал на смерть бессчетное число людей, будучи твердо уверен, что другого пути защитить Советскую власть от «классовых врагов» нет. О каких бы ужасах, связанных с именем ЧК в первые годы Октябрьской власти, ни говорилось, ни Дзержинским, ни его ближайшими сотрудниками не руководили какие-либо иные мотивы, кроме фанатического рвения быть карающим мечом Революции.

Люди, лояльно настроенные по отношению к Советской власти, не испытывали тогда еще страха перед ЧК.

По мере того как Советская власть становилась все более тоталитарной, большевистская партия все очевиднее становилась жертвой того, что она создала в 1917 году, а советская тайная полиция все больше прибирала все вокруг к рукам, террор превращался в самоцель, и бесстрашных революционеров сменяли матерые, распущенные и аморальные палачи.

В 1923 году ЧК стала называться ОГПУ (Объединенное государственное политическое управление). Перемена названия была вызвана желанием избавиться от неприятных ассоциаций. Однако новое название скоро стало внушать куда больший страх.

ОГПУ осталось в том же здании, которое занимала ЧК, на Лубянке, где до революции располагалось страховое общество. Первоначально это здание, выходящее на Лубянскую площадь, было пятиэтажным, но начиная с 1930 года оно стало расширяться, были добавлены еще три этажа из желтого кирпича и пристроено роскошное 11-этажное здание с цоколем из черного мрамора.

Главный вход в ОГПУ все еще осуществляется через старое здание, над дверями которого укреплен барельеф с изображением Карла Маркса. Есть еще и другие входы с прилегающих переулков, так что практически все здания одного квартала принадлежат ОГПУ.

Обычные граждане получают пропуска для входа в здание ОГПУ в Бюро пропусков, находящемся на улице Кузнецкий мост, напротив Наркомата по иностранным делам. В Бюро пропусков всегда толпятся родственники, жены и друзья заключенных в надежде получить разрешение на свидание или передачу. Одного взгляда на эти очереди достаточно, чтобы составить себе впечатление о том, какую политику вела Советская власть в тот или иной период. В первые годы Советской власти в этих очередях стояли жены офицеров или купцов. Затем в них стали преобладать родные арестованных инженеров, профессоров. В 1937 годуя видел, как в длинных очередях стоят родные и близкие моих друзей, товарищей и коллег.

В длинных, мрачных коридорах Лубянки– охрана через каждые двадцать шагов. Пропуска проверяются по крайней мере трижды, пока посетитель получит доступ в один из кабинетов ОГПУ.

На том месте, где в старом здании был когда-то внутренний двор, выстроена специальная тюрьма для опасных политических преступников. Многие из них содержатся в одиночных камерах, а сама тюрьма носит название «Изолятор». На окнах камеры установлены не только железные решетки, но и железные жалюзи, так, что в нее может проникнуть только тонкий луч света. Узнику камеры не видно ни двора, ни неба.

Когда следователь ОГПУ захочет провести допрос заключенного в своем кабинете, он звонит начальнику тюрьмы, и его ведут в главное здание под стражей через двор, вверх по узкой полутемной лестнице. Есть здесь и лифт, поднимающий заключенных на верхние этажи.

Осенью 1935 года я увидел на Лубянке одного из самых знаменитых ее узников, ближайшего соратника Ленина, первого Председателя Коминтерна, который стоял одно время во главе Ленинградского комитета партии и Совета. Когда-то это был дородный мужчина. Теперь по коридору шаркающей походкой, в пижаме шел изможденный человек с потухшим взглядом. Так последний раз я видел человека, бывшего когда-то Григорием Зиновьевым. Его вели на допрос. Несколько месяцев спустя он был расстрелян.

В кабинете каждого следователя самый важный предмет мебели – это диван, поскольку он вынужден порой вести допросы с перерывами круглые сутки. Сам следователь, по сути, такой же узник, как и его подследственный. Ему даны неограниченные права, начиная от пыток и кончая расстрелом на месте. Это одна из особенностей советского судебного процесса: несмотря на многочисленные казни, штатных палачей не существует. Иногда в камеры Лубянки для исполнения смертного приговора, вынесенного коллегией ОГПУ, спускаются сотрудники и охрана. Иногда это делают сами следователи. Представьте себе для аналогии, как окружной судья Нью-Йорка, получив санкцию на исполнение высшей меры наказания, со всех ног несется в Синг-Синг, чтобы включить рубильник электрического стула.

Самое большое число казней на Лубянке пришлось на 1937 и 1938 годы, когда великая чистка захлестнула всю страну. Еще раньше, в 1934 году, Сталин натравливал ОГПУ на рядовых большевиков. Периодические «очищения» рядов партии, являющиеся функцией Комитета партийного контроля, были переданы в руки тайной полиции. Тогда-то впервые все члены большевистской партии стали объектами индивидуальной полицейской слежки.

В марте 1937 года, однако, Сталин решил, что все эти очищения и чистки недостаточны. В 1933–1936 годах он сохранил за собой власть в значительной степени благодаря Ягоде и его секретным сотрудникам, чья беззаветная преданность помогла ему уничтожить старые руководящие кадры большевистской партии и Красной Армии. Но так как сталинские методы чистки были Ягоде слишком известны, а сам он стал слишком близок к рычагам власти, то Сталин решил сменить палачей, не меняя своей политики. Тот, на кого пал жребий стать преемником Ягоды, был Николай Ежов, которого Сталин за несколько лет до этого «подсадил» в ЦК партии в качестве его секретаря и главы отдела кадров, от которого зависело очень многое. На своем посту Ежов, по сути, занимался деятельностью, параллельной ОГПУ, подчиняясь непосредственно Сталину. Когда он занял кресло Ягоды, он взял с собой сотни две своих надежных «ребят» из числа личного сталинского ОГПУ. В 1937 году лозунгом Сталина было: «Усилить чистку!».

Ежов претворил этот лозунг в кровавую действительность. Первым делом он обвинил сотрудников ОГПУ в недостаточной требовательности по вине разложившегося руководства и сообщил им, что ОГПУ должно усилить чистку, начиная с себя.

18 марта 1937 года Ежов сделал доклад на собрании руководящих работников в клубе ОГПУ. Все заместители Ягоды и все начальники отделов ОГПУ, за исключением одного, уже находились под арестом. Удар теперь должен опуститься на головы высшего начальства. Просторное помещение клуба было до отказа заполнено ветеранами ЧК, из которых многие прослужили в органах почти двадцать лет. Ежов делал доклад в своем новом качестве народного комиссара внутренних дел. Смена названия была новой попыткой избавиться от назойливых ассоциаций. Новоиспеченный комиссар серьезно взялся за дело. Это был его звездный час. Он должен был доказать, что незаменим для Сталина. Ежов решил разоблачить деятельность Ягоды перед его оставшимися в живых сотрудниками.

Ежов начал с того, что в его задачу не входит доказывать ошибки Ягоды. Если бы Ягода был твердым и честным большевиком, он не потерял бы доверия Сталина. Ошибки Ягоды имеют глубокие корни. Докладчик сделал паузу, и все присутствующие затаили дыхание, чувствуя, что наступает решительный момент. Тут Ежов сделал эффектное признание, что с 1907 года Ягода находился на службе царской охранки. Присутствующие проглотили это сообщение не моргнув глазом. А ведь в 1907 году Ягоде было десять лет от роду! Но это не все, перешел на крик Ежов. Немцы сразу пронюхали об истинном характере деятельности Ягоды и подсунули его Дзержинскому для работы в ЧК в первые же дни после революции.

– На протяжении всей жизни Советского государства, – кричал Ежов, – Ягода работал на германскую разведку!

Ежов поведал своим объятым ужасом слушателям, что шпионы Ягоды проникли всюду, заняв все ключевые посты. Да! Даже руководители отделов ОГПУ Молчанов, Горб, Гай, Паукер, Волович – все шпионы!

– Ежов может доказать, – кричал он, – что Ягода и его ставленники – не что иное, как воры, и в этом нет ни малейших сомнений.

– Разве не Ягода назначил Лурье начальником строительного управления ОГПУ? А кто, как не Лурье, был связующим звеном между Ягодой и иностранной разведслужбой? – Это и было его главным доказательством.

– Многие годы, – заявил Ежов, – эти два преступника, Ягода и Лурье, обманывали партию и свою страну. Они строили каналы, прокладывали дороги и возводили здания, стоящие огромных средств, но в отчетах указывали, что затраты на них обходились крайне дешево.

– Но как, спрашиваю я вас, товарищи, как этим мерзавцам удавалось это? Как, спрашивается?

Ежов пристально вглядывался в глаза окаменевших слушателей.

– Очень просто. Бюджет НКВД не контролируется никем. Из этого бюджета, бюджета собственного учреждения, Ягода черпал суммы, нужные ему для сооружения дорогостоящих зданий по крайне «дешевой» цене.

– Зачем Ягоде и Лурье нужно было это строительство? Зачем им нужно было строить дороги? Это они делали в погоне за популярностью, чтобы завоевать себе известность, заработать себе награды! Но может ли предатель быть удовлетворен всем этим? Почему Ягода так стремился завоевать популярность? Она ему была нужна потому, что на самом деле он преследовал политику Фуше.

Длинная очередь противоречивых обвинений, пущенная Ежовым в публику, ошарашила присутствующих. Ягода служил в охранке десять лет. Потом оказывается, что этот обыкновенный шпион, провокатор и вор захотел еще и соревноваться с пресловутым наполеоновским министром полиции.

– Это очень серьезный вопрос, товарищи, – про должал Ежов. – Партия была вынуждена все эти годы противостоять росту фашизма среди нас. Это было нелегко. Да, товарищи, я вам должен сказать, и вы крепко это запомните, что даже Феликс Эдмундович Дзержинский ослабил здесь оборону революции.

Ежов перешел к резюме, которое сводилось к следующему: нам нужна чистка, чистка и еще раз чистка. У меня, Ежова, нет сомнений, нет колебаний, нет и слабостей. Если можно было бы задать вопрос покойному Феликсу Дзержинскому, почему мы должны считаться с репутацией даже старейших и наиболее закаленных чекистов?

Старейшие сотрудники органов ОГПУ, ветераны Октябрьской революции, чувствуя, что наступает их очередь пасть жертвой, были бледны и безучастны. Они аплодировали Ежову, как будто все это их не касалось. Они аплодировали, чтобы продемонстрировать свою преданность. Кто знает? Своевременное признание своей вины, возможно, еще спасет их от пули в затылок. Возможно, они еще раз смогут заработать себе право на жизнь предательством своих друзей…

Пока собрание продолжалось, на трибуну взошел Артузов, обрусевший швейцарец, большевик с 1914 года. Артузов знал, что поставлено на карту. Старый чекист заговорил с актерским пылом:

– Товарищи, в труднейшие дни для революции Ленин поставил Феликса Эдмундовича Дзержинского во главе ЧК. В еще более сложное время Сталин поставил своего лучшего ученика Николая Ивановича Ежова во главе НКВД. Товарищи! Мы, большевики, научились быть безжалостными не только к врагам, но и к самим себе. Да, Ягода действительно хотел играть роль Фуше. Он действительно хотел противопоставить ОГПУ нашей партии. Из-за нашей слепоты мы невольно участвовали в этом заговоре.

– В 1930 году, товарищи, когда партия впервые по чувствовала эту тенденцию и, желая положить ей конец, назначила в ОГПУ старого большевика Акулова, что сделали мы, чтобы помочь Акулову? Мы встретили его в штыки! Ягода всячески старался помешать его работе. А мы, товарищи, не только поддерживали саботаж Ягоды, но пошли еще дальше. Я должен честно признаться, вся партийная организация ОГПУ была занята саботажем Акулова.

Артузов беспокойно искал взглядом хотя бы малейшего намека на одобрение на скуластом личике Ежова. Он чувствовал: наступил нужный момент для решающего удара, чтобы отвести подозрение от себя.

– Спрашивается, кто был в это время руководителем партийной организации ОГПУ? – Он набрал воздух в лег кие и выдохнул: – Слуцкий!

Бросив своего товарища на растерзание, Артузов с триумфом сошел с трибуны.

Слуцкий, бывший в то время начальником Иностранного отдела ОГПУ, встал, чтобы защитить себя от обвинений. Это был тоже старый, опытный большевик. Он тоже знал, что поставлено на карту. Свою речь Слуцкий начал неуверенно, чувствуя, что обстоятельства складываются не в его пользу.

– Артузов попытался представить меня как ближайшего сотрудника Ягоды. Отвечу, товарищи: конечно, я был секретарем партийной организации ОГПУ. Но кто же был членом коллегии ОГПУ– Артузов или я? Спрашивается, можно ли тогда было быть членом коллегии, этого высшего органа ОГПУ, не имея полного доверия Ягоды? Артузов уверяет, что своей «верной службой» Ягоде на посту секретаря парторганизации я заработал себе заграничную командировку, что это я получил в награду за саботаж Акулова. Я использовал эту командировку, как уверяет Артузов, в целях установления контакта между шпионской организацией Ягоды и его хозяевами за рубежом. Но я утверждаю, что моя командировка состоялась по на стоянию самого Артузова. В течение многих лет Артузов находился в дружеских отношениях с Ягодой.

А затем Слуцкий нанес свой главный удар:

– Скажите, Артузов, где вы живете? Кто жил напротив вас? Буланов? А разве не он был одним из первых арестованных? А кто жил этажом выше, Артузов? Островский. Он тоже арестован. А под вами кто жил, Артузов? Ягода! А теперь я спрашиваю вас, товарищи, можно ли было в известных обстоятельствах жить в одном доме с Ягодой и не пользоваться его полнейшим доверием?..

Сталин и Ежов подумали и решили поверить как Слуцкому, так и Артузову, и в свое время уничтожили обоих.

Таков был характер усиленной, или великой, чистки, которая началась в марте 1937 года. Аппарат Советской власти стал похож на сумасшедший дом. Дискуссии, подобно описанной выше, проходили в каждом подразделении ОГПУ, в каждой ячейке большевистской партии, на каждом заводе, в войсковой части, в колхозе. Каждый становился предателем, если он не смог обвинить в предательстве кого-то другого. Люди осторожные пытались уйти в тень, стать рядовыми служащими, избежать соприкосновения с властями, сделать так, чтобы их забыли.

Долгие годы преданности партии не значили ничего. Не помогали даже заклинания в верности Сталину. Сам Сталин выдвинул лозунг: «Все поколение должно быть принесено в жертву».

Нас приучили к мысли о том, что старое должно уйти. Но теперь чистка принялась за новое. Той весной мы как-то разговорились со Слуцким о масштабах арестов, проведенных с марта того же года, – их было 35 тысяч, а возможно и 400 тысяч. Слуцкий говорил с горечью:

– Знаешь, мы и вправду старые. Придут за мной, придут за тобой, придут за другими. Мы принадлежим к поколению, которому суждено погибнуть. Сталин ведь сказал, что все дореволюционное и военное поколение должно быть уничтожено, как камень, висящий на шее революции. Но сейчас они расстреливают молодых – семнадцати– и восемнадцатилетних ребят и девчат, родившихся при Советской власти, которые не знали ничего другого… И многие из них идут на смерть с криками: «Да здравствует Троцкий!».

Можно было привести массу примеров в доказательство. Лучшим примером этому служит дело самого Ягоды. Среди многих дичайших обвинений, выдвинутых шефу ОГПУ на его процессе в марте 1938 года, самым бессмысленным по своей сути было обвинение в заговоре с целью отравления Сталина, Ежова и членов Политбюро. Многие годы Ягода отвечал за питание кремлевских руководителей, в том числе Сталина и других высокопоставленных лиц правительства. Специальный отдел ОГПУ в непосредственном ведении Ягоды контролировал шаг за шагом снабжение Кремля продуктами питания, начиная со специальных подмосковных хозяйств, где продукция выращивается под неусыпным наблюдением сотрудников Ягоды, и кончая столами кремлевских вождей, которых обслуживают агенты ОГПУ.

Все сельскохозяйственные работы вплоть до сбора урожая, перевозки, изготовления и подачи блюд осуществлялись специальными сотрудниками ОГПУ в непосредственном подчинении у Ягоды. Каждый из сотрудников его специальной секции отвечал перед Ягодой своей головой, а сам Ягода в течение многих лет нес на своих плечах тяжкий груз этой ответственности. Сталин, не раз обязанный спасением своей жизни его неусыпной бдительности, не ел никакой другой пищи, кроме той, которую подавали ему сотрудники Ягоды.

На процессе было «доказано», что Ягода возглавлял гигантский отравительский заговор, в который он втянул даже старых кремлевских врачей. Но это было еще не все. Было «доказано», что Ягода, так сказать шеф-повар Кремля, не удовлетворенный методами отравления, задумал медленное убийство Ежова, опрыскивая его кабинет ядовитыми веществами. Все эти вопиющие «факты» стали достоянием открытого процесса, и в справедливости многих из них «признался» сам Ягода. Они были опубликованы в прессе. Но на протяжении всего процесса никто в России не осмеливался напомнить о том, что Ягода был хозяином кремлевской кухни.

Разумеется, ему были предъявлены и другие обвинения. Оказывается, вдобавок к незаконному присвоению денег, отпущенных ОГПУ на строительство, он вырывал хлеб изо рта кремлевских вождей, продавая кремлевскую провизию на сторону и присваивая вырученные деньги. Эти деньги он тратил, по данным суда, на устройство оргий.

Как и другие подобные «факты», раскрытые на московских показательных процессах, эта история кражи Ягодой хлеба и мяса со сталинского стола имеет в своем основании крохотную долю правды. В период острой нехватки продуктов Ягода действительно завел практику заказывать несколько больше продуктов, чем это требовалось для Кремля. Излишки распределялись им среди голодавших сотрудников ОГПУ. Несколько лет подряд высшие чиновники ОГПУ неофициально получали продуктовые свертки сверх полагавшейся им нормы. Сотрудники военной разведки недовольно ворчали по этому поводу, и некоторое время милости Ягоды распространялись и на нас, так что и я приобщался к этим крохам с кремлевского стола. Когда были проверены счета, выяснилось, что за Молотовым, например, числилось в десять раз больше сахара, чем он мог при всем желании потребить.

Кроме обвинения в тщательно продуманном заговоре с целью отравления людей, которых он мог бы и без того отправить на тот свет одним мановением руки, а также в продаже кремлевских продуктов, сталинский трибунал учел и тот факт, что эти украденные продукты частично раздавались им якобы в целях завоевания популярности по примеру Фуше…

Я пересказываю эти фантастические, или, вернее, кошмарные, факты не для того, чтобы развлечь читателя. Я подкрепляю фактами мое утверждение о том, что в ОГПУ в ходе чисток было утрачено само понятие вины. Причины ареста человека не имели ничего общего с предъявленным ему обвинением. Никто не искал их. Никто не спрашивал о них. В правде перестали нуждаться. Когда я говорю, что советский аппарат власти превратился в сумасшедший дом, я вкладываю в это буквальный смысл. Американцы смеются, когда я рассказываю им об этих диких случаях – и я их понимаю, – но для нас это не повод для смеха. Нет ничего смешного в том, что ваши лучшие друзья и товарищи исчезают в ночи и гибнут.

Не забывайте, что и я когда-то жил в этом сумасшедшем доме.

Цена «признаний», добываемых ОГПУ, может быть хорошо проиллюстрирована делом одного австрийского социалиста, поставленного вне закона в своей стране канцлером Дольфусом и нашедшего убежище в Стране Советов. Его арестовали в Ленинграде в 1935 году. Начальник ленинградского ОГПУ Заковский якобы получил от него признание в том, что он служил в венской полиции. На этом основании он сидел в тюрьме как австрийский шпион. Каким-то образом заключенный сумел послать письмо Калинину, который числился Президентом Советского Союза. Дело передали Слуцкому. Однажды он позвонил мне по этому поводу.

– Вальтер, здесь какое-то шуцбундовское дело, я ничего в нем не понимаю. Помогите мне. Это по вашей части, – сказал он.

– Пришлите мне досье, я постараюсь разобраться.

Бумаги мне вскоре принес посланец Слуцкого. Вначале шел доклад Заковского его московскому начальству. Он сообщал, что от заключенного получено признание. Дело самое обычное. При даче показаний подследственный не сопротивлялся, но меня одолевали сомнения. Перелистывая бумаги, я натолкнулся на анкету того типа, какую заполняет каждый иностранец, въезжающий в Советский Союз. Там была подробно изложена биография арестованного. Сообщалось, что он вступил в Австрийскую соцпартию накануне мировой войны, служил на фронте, а после войны по указанию своей партии, располагавшей большинством в Вене, поступил на службу в муниципальную полицию. На 90 процентов она состояла из социалистов и входила в Амстердамский Интернационал. Все это значилось в анкете. В ней сообщалось также, что, когда социалисты потеряли власть в Вене, он одновременно с другими офицерами-социалистами был уволен из полиции, а затем командовал батальоном «шуцбунда»– социалистических оборонных отрядов – во время февральских боев 1934 года против фашистского «хаймвера». Я позвонил Слуцкому и объяснил все это.

– Этот австрийский социалист служил в полиции по указанию своей партии точно так же, как вы поступаете у нас. Я пошлю вам об этом докладную.

Слуцкий поспешил ответить:

– Нет, нет, никаких докладных. Зайдите ко мне в кабинет.

Придя к нему, я объяснил еще раз, что социалист не может считаться шпионом нынешней Австрии, если он был полицейским при власти социалистов.

Слуцкий был согласен.

– Я понял, Заковский заставил его признаться, что он работал полицейским при социалистах! Вот это при знание! Но не вздумайте писать докладные! В наши дни никто их не пишет.

Несмотря на шутливый тон своих реплик, Слуцкий ходатайствовал перед Калининым в защиту австрийца.

Заковский действовал в полном соответствии с задачами ОГПУ. «Признания», подобные тем, что он якобы получил, были хлебом насущным, которым жило ОГПУ. Мой австрийский социалист был виноват не более других сотен тысяч людей, которых постигла злая судьба.

Показателен разговор, который был у меня в то время с Кедровым, одним из самых опытных следователей ОГПУ. Я встретил его в нашей столовой, и мы разговорились о генерале Примакове, делом которого он занимался. В 1934 году этот генерал, член высшего командования армии, был арестован и отдан в руки Кедрову. Последний приступил к обработке своей жертвы с помощью всех тех методов, какие тогда были в ходу. Сам он говорил о них с признаками смущения.

– Но знаете, что случилось, – неожиданно заявил он. – Только он начал раскалываться, и мы знали, что пройдет немного дней или недель– и мы получим его полное признание, как он был вдруг освобожден по требованию Ворошилова!

Из этого эпизода ясно видно, что обвинения против арестованного– даже готового «признаваться во всем»– не имеют никакого отношения к причинам, по которым он содержится в заключении. За рубежами Советского Союза люди спорят о том, верны или не верны обвинения, предъявляемые органами ОГПУ. В этом учреждении вопрос об этом даже не возникает, следствие им нисколько не интересуется.

Генерал Примаков, вырванный из лап ОГПУ накануне «полного признания», служил еще три года своей стране, но 12 июня 1937 года был расстрелян вместе с маршалом Тухачевским и семью другими видными военачальниками по новым, совершенно иным обвинениям.

Только один раз в жизни, в августе 1935 года, мне пришлось допрашивать политического заключенного. Это был Владимир Дедушок, осужденный в 1932 году к десятилетнему сроку заключения в Соловецких лагерях. Арестован он был по скандальному делу нашего главного военного разведчика в Вене, якобы связанного с германской военной разведкой. Дедушок, которого я знал лично, был ни в чем не виноват, но местный наш шеф был в тот момент слишком важной персоной, чтобы его засадить немедленно. Дедушок стал просто козлом отпущения. Это был украинец, пришедший к большевикам в годы Гражданской войны. Прослужил он в военной разведке более десяти лет. За время моей работы в этом учреждении я не раз сталкивался с последствиями упомянутого венского дела, отнюдь не ясного. Решив, что Дедушок, быть может, поможет мне прояснить его, я спросил Слуцкого, нельзя ли допросить этого осужденного. Оказалось, что дело это в руках отдела ОГПУ, возглавляет который Михаил Горб. Я связался с ним.

– Вам повезло, – сказал Горб, – этот Дедушок сей час на пути из Соловков. Его везут в Москву для допросов в связи с заговором командиров кремлевского гарнизона.

Через несколько дней Горб сообщил, что Дедушок – на Лубянке, следователь его Кедров.

Я сговорился с Кедровым о вызове к нему заключенного к 11 часам того же вечера. По моему положению я не имел права допрашивать арестованных. Это было функцией ОГПУ, но в исключительных случаях допускалось свидание с подследственным в присутствии представителя НКВД. Я заранее пришел в кабинет к Кедрову, в комнату № 994 на Лубянке, и объяснил то, что связано с моим делом. Мне нужно было узнать подробнее обстоятельства следствия и вынесения приговора Дедушку.

– Прочтите это, и вы все узнаете, – сказал Кедров, указав на толстое досье.

В нем было несколько сотен страниц– протоколов допросов, письменных показаний, рекомендательных писем, полученных в свое время Дедушком, и т. д. Наконец я добрался до его перекрестного допроса, вел который не Кедров. После ряда вопросов и ответов более или менее формального свойства протокол прерывался и следовало пространное изложение, собственноручно написанное подследственным. Следователь ОГПУ или спешил, или устал, как это часто бывало, и поручил Дедушку самому написать все, что он знает, в присутствии часового. Прочитав его повествование, я понял, что он совершенно невиновен, хотя и подписал свое формальное признание. Кедрову я сказал:

– Что за странное дело вся эта писанина. 600 страниц текста, из которых ничего не следует, а в конце: Дедушок признает свою вину и следователь предлагает коллегии ОГПУ отправить его на Соловки на десять лет. Коллегия, за подписью Агранова, соглашается.

– Я тоже это пробежал, – сказал Кедров, – но не разобрался, в чем дело.

Была уже полночь, когда Кедров позвонил коменданту изолятора и попросил привести Дедушка. Через десять минут он был здесь в сопровождении часового. Высокий, с резкими чертами, прилично одетый, в белой рубашке и чисто выбритый, он показался мне совсем не изменившимся. Только за те три года, что я его не видел, волосы у него совершенно побелели. Он смотрел в упор на Кедрова, потом заметил меня, сидящего на диване.

– Что вы хотите от меня? Зачем привезли из Солов ков? – спросил он.

Кедров молчал, Дедушок обратился ко мне:

– Меня затребовал Четвертый отдел?

– Нет, не Четвертый отдел, – ответил Кедров. – Мы привезли вас сюда по другим причинам. У Кривицкого к вам есть вопросы.

Атмосфера стала напряженной. Дедушок переводил взгляд с Кедрова на меня. Он замер, собираясь давать отпор нам обоим. Оба мы затянули паузу. Наконец я нарушил молчание:

– Дедушок, я не знаю вашего дела и не имею полномочий касаться его. Но я занимаюсь делом «X» – помните, из нашей разведывательной службы. Думаю, что вы могли бы прояснить мне ряд моментов. Если вы вспомните некоторые детали этого дела, вы сможете быть мне полезным. Если нет, я попытаюсь выяснить их другим путем.

– Да, этого дела я не забыл. Попытаюсь ответить на ваши вопросы.

Но я задал ему другой вопрос:

– Как идут ваши дела вообще?

Он ответил в стоическом духе:

– Поначалу было очень плохо. Сейчас лучше. Я заве дую теперь мукомольней в нашем островном лагере. Ре гулярно получаю «Правду», иногда книги. Вот так и живу.

Теперь была его очередь поинтересоваться, как идут мои дела.

– Неплохо, – ответил я. – Работаем вовсю, жизнь идет по-советски.

Так больше часа ушло на беседу о том о сем. Когда же я заговорил о том, что было поводом для этой встречи, Кедров перебил:

– Знаете, я чертовски устал. Вижу, у вас здесь надолго. Устроим так, чтобы я мог поспать!

Строгие правила требуют, чтобы Кедров присутствовал в продолжение всей беседы. Он один имеет право вызвать заключенного и отправить его назад в камеру. Кедров посоветовал позвонить Горбу и условиться с ним.

Горб не был формалистом.

– Ладно, – согласился он, – сделаем исключение. Я скажу начальнику тюрьмы, что вы подпишете ордер на возвращение заключенного в камеру.

Когда Кедров ушел, Дедушок несколько расслабился. Указывая на свое дело, он спросил безличным тоном, как если бы бумаги касались не его:

– Читали ли вы эту писанину?

Я ответил, что читал.

– Ну и что вы об этом думаете?

Я мог дать только один ответ:

– Вы же признались, не так ли?

– Да, я признался.

Дедушок попросил достать ему чаю и бутерброд, и я тотчас распорядился. Скоро мы забыли, беседуя, о цели его вызова. Он сказал, что ждал в лагере свидания с женой – награду за его хорошее поведение, но теперь, после вызова в Москву, он вряд ли ее увидит. Он не задержался на этой теме, но обратился с интересом к шкафам, где стояли книги на русском и иностранных языках, взял в руки несколько томов и жадно их разглядывал. Я обещал попросить Кедрова дать ему кое-что почитать. В четыре часа утра мы еще не дошли до цели нашей встречи. Дедушок хорошо понимал и свое и мое положение. Он догадывался, что я могу легко оказаться в его положении, и не захотел представлять себя мучеником. Несколько часов с человеком из внешнего мира – слишком благоприятный случай, чтобы тратить их на жалобы на судьбу.

Я ему обещал, что заявлю властям ОГПУ о том, что мы должны еще раз встретиться через сутки, поскольку допрос не закончен. На рассвете я позвонил начальнику тюрьмы, попросив часового для сопровождения заключенного в камеру. Как водится, начались недоразумения, дежурный комендант сменился. Поднялся шум, и пришлось будить Горба.

На следующий вечер я явился вновь, и Кедров опять оставил нас вдвоем. Я вооружил Дедушка пером и бумагой и попросил написать обо всем, что ему известно по занимающему меня вопросу. Он справился с этой задачей минут за 20. Мы вновь раздобыли чай с бутербродом и проговорили опять до утра.

– Почему же вы признались? – задал я ему как бы мимоходом, с наигранным равнодушием вопрос под ко нец беседы, перелистывая какую-то книгу.

Дедушок сразу ничего не ответил, меряя комнату шагами, как бы занятый другими мыслями. Потом заговорил отрывочными фразами, которые мало что говорили постороннему, но были понятны всякому, кто проводит всю жизнь в советском аппарате. Дедушок не мог говорить открыто на эту тему, как не мог говорить и я. Тот факт, что я задал свой вопрос, уже ставил меня в рискованное положение, которое он легко бы мог использовать против меня. При всей осторожности, с какой он высказывался, я смог понять, что с ним произошло. Его не подвергали пытке третьей степени. Ему лишь раз заявил его следователь, что он сможет отделаться десятилетним сроком, если признается в своей вине. Зная хорошо обычаи ОГПУ, он предпочел согласиться на это предложение. Он не был, конечно, замешан в заговоре, в связи с которым его привезли в Москву.

Но он уже не вернулся на свою мукомольню. Он был расстрелян…

Одним из достижений, которым особенно хвасталось ОГПУ, было «перевоспитание» крестьян, инженеров, учителей, рабочих, не питавших энтузиазма к советским порядкам, которых тысячами и миллионами хватали по всей стране и отправляли в трудовые лагеря, где приобщали к благодати коллективизма. Эти противники диктатуры Сталина, крестьяне, привязанные к своим полям, профессора, жадно впитывавшие немарксистские научные концепции, инженеры, несогласные с установками пятилетнего плана, рабочие, сетовавшие на низкую зарплату, – все эти отчаявшиеся люди миллионами переселялись по чужой воле в специально устроенный для них новый, коллективистский мир, где трудились принудительно под надзором ОГПУ и выходили оттуда покорными советскими гражданами.

Совет Труда и Обороны постановил 18 апреля 1931 года, что за 20 месяцев будет построен канал между Белым и Балтийским морями протяженностью 140 миль. Вся ответственность за строительство была возложена на ОГПУ.

Заставив пятьсот тысяч заключенных валить леса, взрывать скалы, перекрывать водные потоки, ОГПУ проложило великий водный путь точно по установленному расписанию. С палубы парохода «Анохин» сам Сталин в сопровождении Ягоды наблюдал за торжественной церемонией открытия.

Когда канал был построен, 12 484 «преступника» из полумиллиона работавших получили амнистию, у 59 526 человек были сокращены сроки наказания. Но ОГПУ вскоре пришло к выводу, что большинство «освобожденных», как и другие строители, настолько полюбили коллективный труд на канале, что их отправили на строительство другого великого проекта – канала Волга – Москва.

В апреле 1937 года я любовался на Красной площади выставленной там огромной фотографией главного строителя каналов в системе ОГПУ Фирина. Хорошо, подумал я про себя, что хотя бы один из больших людей не арестован! Через два дня мне встретился коллега, только что отозванный из-за границы. Первое, что он мне сказал, едва придя в себя от удивления, что я на свободе:

– А вы знаете, Фирину конец.

Я ответил, что это невозможно, ведь его фотография выставлена на главной площади Москвы.

– Говорю вам, что с Фириным покончено. Я был сего дня на работах канала Волга – Москва, но никакого Фирина там не было! – проговорил он.

А вечером мне позвонил друг, работающий в «Известиях». Его редакции было предписано изъять все фотографии и упоминания Фирина – великого каналостроителя ОГПУ…

Но ОГПУ не ограничивало свои операции только Советской Россией. Вопреки всем усилиям ловких пропагандистов, внешний мир скептически относился к «признаниям» старых большевиков на московских процессах. Сталин и ОГПУ хотели доказать, что качество московских спектаклей было на самом высоком уровне, и старались устроить подобные же постановки в Испании, Чехословакии, Соединенных Штатах.

В октябре 1938 года ОГПУ подготовило суд над лидерами испанской марксистской партии ПОУМ в Барселоне по обвинению в измене, шпионаже и попытках убийства деятелей законного правительства. Москва собиралась доказать процессом над ПОУМ, что радикалы в Испании, враждебные сталинизму, – не кто иные, как «троцкисты» и «фашистские заговорщики». Но Барселона– не Москва. ОГПУ старалось как могло, но, вопреки давлению, подсудимые отказались признать, будто бы они шпионы на службе у Франко.

Впервые до меня сведения о замыслах такого рода процессов за рубежом дошли в мае 1937 года. Дело было в кабинете Слуцкого. У него закончился телефонный разговор с неизвестным мне лицом, и Слуцкий, положив трубку, заметил:

– Сталин и Ежов думают, что я могу производить аресты в Праге, как в Москве.

– Что вы имеете в виду? – спросил я.

– Требуется суд над троцкистскими шпионами в Европе. Это имело бы огромный эффект, если бы удалось его устроить. Пражская полиция должна арестовать Грилевича. Вообще говоря, они готовы сотрудничать, но с чехами нельзя обходиться попросту, как мы обходимся со своими. Здесь, в Москве, достаточно открыть пошире ворота Лубянки и гнать туда столько, сколько надо. Но в Праге остались еще легионеры, которые сражались с нами в 1918-м, и они саботируют наши действия.

Антон Грилевич, в прошлом немецкий коммунистический лидер, член прусского ландтага, позднее перешел к троцкистам и бежал в Чехословакию после прихода Гитлера к власти. Его арест в Праге, которого Слуцкий ожидал, произошел сразу вслед за расстрелом командиров Красной Армии 12 июня 1937 года. Из других источников я узнал о дальнейшем развитии замысла, родившегося в Москве.

В день его ареста чешская полиция предъявила Грилевичу чемодан, оставленный им у его друзей несколько месяцев назад и который он, по его словам, не открывал с октября 1936 года. В чемодане были брошюры, листовки, деловая корреспонденция и другие безобидные материалы, никак не подходившие под категорию предметов, хранение которых вело к нарушению законов Чехословакии, тем более не свидетельствовало о военном шпионаже. Полицейский никаких обвинений такого рода и не предъявлял. Но вечером явился другой полицейский сыщик и завел с Грилевичем разговор о московских процессах, намекая таким образом на то, что составляло предмет его забот. И тут же предъявил Грилевичу три фальшивых паспорта, негативный снимок немецкого военного плана оккупации Судетской области с датой 17 февраля 1937 года и рукописную инструкцию по использованию невидимых чернил. Эти улики, как сыщик пытался уверить Грилевича, были найдены в его чемодане. По настоянию Грилевича была приглашена регулярная полиция, в присутствии которой он засвидетельствовал, что из вещей действительно находилось в чемодане, а что было подброшено. Тем не менее в ту же ночь он был посажен.

Переведенный вскоре в другую тюрьму, он стал предметом внимания авторитетных представителей следственной власти. Они намекнули, что люди из московского ОГПУ интересуются им и располагают «надежными друзьями» в чешской полиции.

В конце концов Грилевича освободили в ноябре, после того как он пункт за пунктом сумел отвергнуть все обвинения и доказать, что улики, которые пытались использовать против него, были явно подметными. Таким образом, ОГПУ провалилось со своей попыткой доказать, что троцкисты в Чехословакии работали на Гитлера, против правительства в Праге. Если бы эта попытка удалась, она немало помогла бы убедить Запад в том, что и в московских процессах улики чего-то стоили.

У ОГПУ существовал даже план проведения «троцкистско-фашистского» процесса в Нью-Йорке. Но до тех пор пока полная история исчезновения Джульетты Стюарт Пойнтц и подробности дела Робинсона-Рубенса не будут раскрыты до конца, трудно судить, насколько далеко зашла подготовка такого процесса.

Во всяком случае, наверняка установлено, что в конце мая – начале июня 1937 года, как раз во время дела Грилевича в Праге, Джульетта Стюарт Пойнтц, в прошлом видный лидер американской компартии, покинула свой номер в Клубе женской ассоциации по адресу: 353 Уэст 57-я улица в Нью-Йорке. Ее гардероб, книги и другие вещи были найдены в том состоянии, которое указывало, что она намеревалась вернуться к себе в тот же день. Но с этого момента о ней ничего больше не удалось узнать. Она исчезла.

Дональд Робинсон, он же Рубенс, был арестован в Москве 2 декабря 1937 года. Его жена, американская гражданка, была арестована вскоре после этого якобы за въезд в Россию по фальшивому паспорту. Робинсон был в течение многих лет офицером советской военной разведки, работал в Соединенных Штатах и в других странах, но также пропал без вести с момента ареста. Его жена вскоре была освобождена из советской тюрьмы и в письме, посланном дочери в США, прозрачно намекала на то, что никогда больше не увидит своего мужа живым. Г-же Рубенс, хотя и американской гражданке, так никогда и не было разрешено выехать из Советского Союза…

Самое ясное свидетельство о серьезной работе Москвы по подготовке шпионского процесса над врагами Сталина в США я почерпнул как-то из замечания Слуцкого, брошенного в беседе со мной через несколько дней после его упоминания о Грилевиче. Разговор зашел о моем прежнем сослуживце по Третьему отделу Валентине Маркине, ставшем потом шефом агентуры ОГПУ в США. (В 1934 году жене Маркина в Москве сообщили, что он убит гангстерами в ночном клубе Нью-Йорка.) В мае 1937 года Слуцкий, обращаясь ко мне, заметил:

– А вы знаете, оказывается, что ваш друг Валентин Маркин, убитый три года назад в Америке, был троцкистом и начинил троцкистами всю службу ОГПУ в США.

В нашем кругу такого рода замечания никогда не рассматривались как простая сплетня. Тем более не мог просто сплетничать начальник Иностранного отдела ОГПУ. В свете его же намеков по поводу подготовки Москвой новых процессов замечание о «троцкистах» в американской службе ОГПУ, очевидно, означало, что что-то готовилось именно в США. Слово «троцкисты» употреблялось советскими должностными лицами для обозначения любых оппонентов Сталина, без различия.

Нельзя упускать из виду, что шпионаж в США вели, между прочим, и реальные агенты из числа американцев. Наряду с военным шпионажем они составляли списки антисталинистов, особенно среди радикалов и бывших коммунистов. Поэтому можно считать, что главные элементы для организации показательных процессов типа московских были, в сущности, налицо. Москва, очевидно, полагала, что ей удастся замешать в дело, наряду с настоящими американскими агентами, ни в чем не повинных антисталинистов, поставленных так или иначе в компрометирующую их позицию.

Несмотря на имевшиеся предпосылки, разработанный ОГПУ план представить американских радикалов – противников Сталина – как агентуру гитлеровского гестапо потерпел полный провал. Ничего не удалось реализовать ни в США, ни в Советском Союзе, несмотря на весьма вероятное похищение г-жи Пойнтц и таинственный арест Робинсона-Рубенса.

В самый разгар великой чистки, когда Сталин терроризировал всю Россию, он произнес речь об узах любви, связывающих большевиков с русским народом. Он узнал где-то о греческом мифе об Антее и привел его в доказательство: непобедимость Антея– в его связи с почвой, с народными массами. В том же заключается, по словам Сталина, непобедимость большевистского руководства.

Из книги Бронемашины Сталина, 1925-1945 [= Броня на колесах. История советского бронеавтомобиля, 1925-1945 гг.] автора Коломиец Максим Викторович

Проекты КБ ОГПУ Бронеавтомобиль БДД-1, вид слева. Ленинград, 1931 год (АСКМ). Кроме военных, разработкой бронеавтомобилей Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), активно используя для этого «врагов народа» - арестованных конструкторов и инженеров,

Из книги Тайная история сталинского времени автора Орлов Александр Михайлович

Ежов мстит Анне Аркус Среди арестованных по делу «троцкистско-зиновьевского террористического центра» оказалась некая Анна Аркус. Это была привлекательная и интеллигентная молодая женщина, когда-то побывавшая замужем за членом правления Госбанка Григорием Аркусом.

Из книги Убийцы Сталина и Берии автора Мухин Юрий Игнатьевич

Ягода в тюремной камере 1В кошмарной атмосфере бессудных расстрелов и безотчетного ужаса, охватившего всю страну, энергично шла подготовка третьего московского процесса, на который надлежало вывести последнюю группу старых большевиков, сподвижников Ленина. Сталинские

Из книги Броня на колесах. История советского бронеавтомобиля 1925-1945 гг. автора Коломиец Максим Викторович

Г.И. Кулик и Н.И. Ежов Сначала оценим довоенную биографию маршала Г.И. Кулика.Я уже писал, что та злоба, с которой о Кулике отзываются его коллеги, написавшие мемуары, должна иметь под собой основания. Думаю, что Кулик в этом контексте является какбы эрзац-Сталиным. На Сталина

Из книги Житейская правда разведки автора Антонов Владимир Сергеевич

Проекты КБ ОГПУ Кроме военных, разработкой бронеавтомобилей Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), активно используя для этого «врагов народа» – арестованных конструкторов и инженеров, работавших в закрытых КБ тюремного типа – «шарагах». Особо

«РУССКИЙ ЖАВОРОНОК» ОГПУ В 1940 году во французской каторжной тюрьме города Ренн скончалась при невыясненных обстоятельствах русская эмигрантка, знаменитая певица Надежда Плевицкая, чьим голосом восхищались Леонид Собинов, Федор Шаляпин и даже сам император России

Из книги «Крестный отец» Штирлица автора Просветов Иван Валерьевич

Национальный состав ОГПУ На 1 декабря 1922 года из 24 работников высшего руководящего звена ОГПУ было 9 русских, 8 евреев, 2 поляка, по одному латышу, украинцу, белорусу и итало-швейцарцу.На 15 ноября 1923 года, соответственно, 54 русских, 15 евреев, 12 латышей, 10 поляков и 4 лиц

Из книги Ягода. Смерть главного чекиста (сборник) автора Кривицкий Вальтер Германович

Из книги Исповедь чекиста [Тайная война спецслужб СССР и США] автора Жорин Фёдор Лукич

Из книги автора

Б. Бажанов ГПУ И ЯГОДА (Из книги Бориса Бажанова «Воспоминания бывшего секретаря

Из книги автора

СВЕРДЛОВЫ, ЯГОДА И БЛЮМКИН.. Я знакомлюсь с семейством Свердловых. Это очень интересное семейство. Старик Свердлов уже умер. Он жил в Нижнем Новгороде и был гравером. Он был очень революционно настроен, связан со всякими революционными организациями, и его работа гравера

Из книги автора

ГПУ И ЯГОДА …В первый раз я увидел и услышал Ягоду на заседании комиссии ЦК, на которой я секретарствовал, а Ягода был в числе вызванных к заседанию. Все члены комиссии не были еще в сборе, и прибывшие вели между собой разговоры. Ягода разговаривал с Бубновым, бывшим еще в

Дата рождения: 19.04.1895
Гражданство: Россия

Вначале биография Николая Ивановича Ежова ничем не отличалась от биографии типичного рабочего на рубеже XIX-XX веков. Он родился в 1895 году в Петербурге. С 14 лет начал работать на различных заводах Его образование не превышало начальной школы. С марта 1917 года, после Февральской революции, Ежов вступает в большевистскую партию и участвует в революционных событиях в Петрограде.

В годы Гражданской войны Ежов - военный комиссар ряда красноармейских частей, где служит до 1921 года. После окончания Гражданской войны он уезжает в Туркестан на партийную работу. В 1922 году - секретарь Семипалатинского губкома, затем Казахского краевого комитета партии.

С 1927 года - на ответственной работе в ЦК ВКП(б). Не блистая образованием и интеллектом, он отличался слепой верой в Сталина и жесткостью характера.

В самый сложный период жизни деревни - во время коллективизации - Ежов в 1929-1930 годы работает заместителем наркома земледелия СССР, будучи непосредственно причастен к политике уничтожения крестьянства. В 1930-1934 годы он заведует Распределительным отделом и Отделом кадров ЦК ВКП(б), то есть реализует на практике все кадровые задумки Сталина. Видимо, успешно, так как высокие должности сыпались на него как из рога изобилия.

Ежов приложил руку и к судьбам самых близких друзей своего предшественника: его первого помощника, старого чекиста Прокофьева, Лурье, Островского, Фельдмана, барона Стейгера (доверенное лицо Ягоды.)

Одних он расстрелял без всяких преамбул, других бросил в тюрьму, чтобы заставить их сыграть роль в процессе, который он готовил... В целом 325 чекистов Ягоды были расстреляны или посажены во внутреннюю тюрьму Ежов неумолим: он абсолютно лишен нервов.

1 октября 1936 года Ежов подписывает первый приказ по НКВД о своем вступлении в исполнение обязанностей народного комиссара внутренних дел Союза ССР. Его взлет продолжается В январе 1937 года Ежову, как ранее Ягоде, а потом и Берии, присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности, в этом же месяце он утверждается почетным красноармейцем 13-го Алма-Атинского мотомеханизированного полка 16 июля 1937 года Президиум ВЦИК принимает решение о переименовании г. Сулимова Орджоникидзевского края в г. Ежово-Черкесск, а на следующий день М. Калинин и А. Горкин подписали постановление ЦИК СССР, в котором сообщалось о награждении Н. И. Ежова орденом Ленина - за выдающиеся успехи в деле руководства органами НКВД по выполнению правительственных заданий. 16 февраля 1938 года издается указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении школе усовершенствования командного состава пограничных и внутренних войск НКВД имени Ежова Н. И, и т. д.

Придя к руководству, Ежов много внимания уделяет укреплению органов НКВД. Рассмотрим лишь некоторые документы. 28 сентября 1938 года он подписывает приказ "О результатах проверки работы рабоче-крестьянской милиции Татарской АССР". В нем констатировалось, что проведенной проверкой вскрыт ряд вопиющих нарушений и игнорирование приказов и директив НКВД СССР, приведших на практике к развалу работы милиции, засорению кадров, разгулу грабителей, воров и хулиганов. Начальник управления Аитов вместо организации борьбы с преступностью занимался очковтирательством. За восемь месяцев 1937 года в Казани произошло 212 грабежей, а в отчетности показано лишь 154 (написано как будто бы про сегодняшний день, хотя с того времени прошло много лет).

"Хулиганы-поножовщики в Казани настолько распоясались, что передвижение по городу граждан с наступлением вечера становится опасным. Ряд мест общественного пользования, в частности, Ленинский сад, улица Баумана и другие находятся во власти хулиганов-бандитов... Вместо ареста хулиганов практиковалось наложение штрафов, но даже штрафы не взыскивались... Безнаказанность преступников порождала политический бандитизм... Руководство милиции создало в аппарате полную безответственность и безнаказанность... Важнейшие участки работы милиции находятся в состоянии развала".

Меры, которые намечались в приказе, вполне соответствовали духу времени. Предписывалось снять с работы, немедленно арестовать и предать суду начальника Управления милиции и начальника политотдела, а также девять других работников, ряду сотрудников были объявлены взыскания. А заканчивался приказ: "Народному комиссару внутренних дел Татарской АССР капитану государственной безопасности т. Михайлову в двухмесячный срок привести милицию Татарской ССР в боеспособное состояние и мне доложить. Ежов". Здесь весь нарком - деловой, властный, жесткий.

Таким он выглядит и по другим документам. Так, он упрекает тюрьмы Главного управления госбезопасности (ГУГБ) НКВД СССР за слабый режим и объявляет совершенно секретное "Положение" о порядке его укрепления с целью полной изоляции подследственных арестованных от внешнего мира и от арестованных других камер, а также о строгом соблюдении правил внутреннего распорядка.

Были определены и меры наказания к "хулиганствующим заключенным в тюрьмах ГУГБ". За оскорбительные словесные и письменные заявления заключенных или оскорбительные выходки (плевки, ругательства, попытки нанесения оскорбления действием) предусматривался перевод в более строгую тюрьму, применение более строгого режима, заключение в карцер до 20 суток, предание суду. Так, в приказе от 8 февраля 1937 года Ежов предписывает предать суду следующих "содержащихся в тюрьмах ГУГБ осужденных на разные сроки заключения, приславших мне в связи с введением нового тюремного режима и процессом оскорбительные заявления: Карсанидзе Ш. А., Смирнова В. М., Кузьмина В. В., Сатаневича В. М., Котолынова П. И., Строганова Д. И., Гольдберг Р. М., Марголина-Сигал Г. Г., Петунина К.Г., Петрова А. П. Посадить в карцер на 20 суток Копытова Г. С., Гагуа А. Н., Алексидзе В. И., Карабаки А. Г., Геворкян А. Е., Пурцеладзе А. П., Ващина-Калюгу К. П., Ваньяна Г. А., Исабекян А. А., Джапаридзе В. Н., Бер А. А. ".

Вот так. Работники НКВД могли делать все - вплоть до безнаказанного убийства людей или доведения их до самоубийства, но упаси Бог, если заключенный начнет как-то защищать свое достоинство - он сразу становится хулиганствующим элементом.

В другом приказе, разосланном на места в целях ориентировки и устрашения оперативных работников, Ежов обвиняет начальника особого отдела Главного управления госбезопасности 6-й стрелковой Орловской дивизии лейтенанта госбезопасности Ширина Б. И, в том, что "до сего времени по контрреволюционному элементу, находящемуся в дивизии, полного оперативного удара не нанесено". А мера та же - "за развал оперативной работы, отсутствие борьбы с контрреволюцией, за связь с врагами народа - арестовать и предать суду".

14 марта 1938 года из Ухтомского райотдела милиции Московской области был взят на допрос арестованный Печек А. X., который скончался в результате избиений. Как показали допрошенные позднее сотрудники райотдела, арестованного били кулаками и ногами по телу, при этом его поддерживали, чтобы не падал. Установку об избиении всех арестованных, которые признали себя виновными в контрреволюционной деятельности, дал своим работникам начальник районного отделения НКВД Малышев Г. Д., а он получил ее сверху. Только в этом райотделении в период с января по март 1938 года такие методы были применены примерно к 40-50 арестованным.

В НКВД Московской области следователи, применяя в процессе следствия меру физического воздействия к арестованным руководящим работникам автозавода имени Сталина, превращали их показания о производственных неполадках и ошибках, имевших место на заводе, в умышленные вредительские акты. Работники НКВД провозгласили, что на заводе существует разветвленная правотроцкистская организация, хотя фактически ее там не было.

1 ноября 1936 года нарком издает специальный приказ. В нем говорилось, что постановлением партии и правительства от 9-13 ноября 1931 года на государственный трест Дальстрой была возложена задача освоения одной из самых отдаленных окраин Союза - Колымы.

Угодливый всесоюзный староста, жена которого тоже была отправлена в лагерь, в своем ведомстве с помощниками лишь конвейерно подписывал списки на членов ЦИК СССР - "врагов": 13 июня - на 6 человек, 14 июля - на 2 человека, 31 июля - на 14, 13 августа - на 25, 26 августа - на 12, 28 августа - на 7, 11 сентября - на 8, 29 сентября - на 19,1 7 октября - на 16 человек и далее, и далее. Так мелодично и последовательно уничтожались избранники народа.

В Горьком, на автозаводе, беспартийный кузнец, выдвигая того же Ежова в депутаты, сказал:

"Всех революционных подвигов тов. Ежова невозможно перечислить. Самый замечательный подвиг Николая Ивановича - это разгром японско-немецких троцкистско-бухаринских шпионов, диверсантов, убийц, которые хотели потопить в крови советский народ... Их настиг меч революции - верный страж диктатуры рабочего класса - НКВД, руководимый тов. Ежовым".

Министр внутренних дел СССР в 1956-1960 годах Н. П. Дудоров в своих воспоминаниях сообщает, что в июне 1937 года Ежов представил списки на 3170 политических заключенных к расстрелу. В тот же день списки были утверждены Сталиным, Молотовым и Кагановичем. Таких списков было много.

9 декабря 1938 года "Правда" и "Известия" опубликовали следующее сообщение: "Тов. Ежов Н. И, освобожден, согласно его просьбе, от обязанностей наркома внутренних дел с оставлением его народным комиссаром водного транспорта.

Народным комиссаром внутренних дел СССР утвержден тов. Л. П. Берия".

По свидетельству А. Антонова-Овсеенко, Ежов в должности наркома водного транспорта стал беспробудным пьяницей, который "на службе появлялся не каждый день, обычно с опозданием. Во время совещаний катал хлебные шарики или прилежно конструировал бумажных голубей".

10 апреля 1939 года Ежов был арестован по обвинению в руководстве заговорщической организацией в войсках и органах НКВД СССР, в проведении шпионажа в пользу иностранных разведок, в подготовке террористических актов против руководителей партии и госуд арства и вооруженного восстания против Советской власти. Словом, вся терминология, которой он так часто пользовался, теперь была применена к нему.

Н. И. Ежов отверг на суде все обвинения в свой адрес об антипартийной деятельности, шпионаже и т.д., которые он признал на предварительном следствии. В то же время Ежов заявил, что "есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять. Я почистил 14 тысяч чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил. Везде я чистил чекистов. Не чистил их только лишь в Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на деле же получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов и других мастей врагов народа".

Приговором Военной коллегии Верховного Суда СССР от 3 февраля 1940 года Ежов Н. И. был осужден к исключительной мере наказания; приговор приведен в исполнение на следующий же день, 4 февраля того же года.

СТАНДАРТНАЯ схема «демократов» при объяснении двойной замены наркомов внутренних дел за три года такова…

1) Ягода создал «империю ГУЛАГа», провел «грязную" работу» 1930–1936 годов по первым широким репрессиям.

2) Затем его убрали, чтобы скрыть первые массовые-де преступления, и на его место поставили Ежова, заранее обрекая на будущее заклание и его.

3) Ежов организовал и провел «большой террор» в массах и провел также массовые чистки неугодных-де Сталину людей в партийно-государственном руководстве.

4) Когда это было сделано, «палача» Ежова, скрывая-де «тайну преступлений» Сталина, убрали и заменили «палачом» Берией.

По поводу последнего звена этой схемы замечу, что вряд ли Сталин мог предполагать, что в будущем его соотечественники падут так низко, что допустят до власти Горбачевых, Ельциных, Яковлевых и до средств массовой информации - Волкогоновых и Радзинских, а те начнут гнусно на него клеветать. Так что «прятать концы преступлений в кровь» ему не было никакой нужды. Он ничего не прятал, потому что нечего было прятать - репрессии в высшем эшелоне власти сразу же становятся известны не только в стране, но и во всем мире.

Относительно третьего звена мы знаем уже достаточно, чтобы помнить о роли в «низовых» репрессиях не Ежова, а Эйхе, Хрущева и всей партократической рати, а также - о необходимости репрессий среди самой этой «рати»…

Что же до первых двух звеньев…

Вот, скажем, «тайны» пресловутого ГУЛАГа - Главного управления лагерей НКВД. В его истории есть одна фамилия - Яков Давыдович Рапопорт. Родился в 1898 году в Риге в семье служащего, учился в Дерптском университете. В январе 1917 года вступил в РСДРП(б), а это было время, когда в партию большевиков вступали исключительно по идейным соображениям. С августа 1918 года следователь, а потом - заведующий отделом и заместитель председателя Воронежской ЧК. В 1922 году был секретарем наркома иностранных дел Чичерина, служил в Экономическим отделе ОГПУ, а с 9 июня 1932 года стал заместителем начальника ГУЛАГа и с тех пор занимался одним - строил: Беломорско-Балтийский канал, Рыбинский и Угличский гидроузлы… Во время войны командовал саперной армией.

С именем генерал-майора инженерной службы Рапопорта мы, хотя и вскользь, еще встретимся во времена решения атомной проблемы в СССР, потому что он работал в МВД и в сороковые годы, и в начале пятидесятых. Уволили его в запас 6 июня 1953 года. Дожил же Рапопорт до 1962 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище.

Он знал о «тайнах», а точнее, о деятельности ГУЛАГа - с самого начала его организации, все. И никто его не «убирал». Рапопорт был способным организатором, хорошо ориентировавшимся и в технических вопросах. В «политику» не лез, хотя ценил себя высоко. Вот почему он «уцелел» при всех чистках НКВД, хотя слово «уцелел» здесь некорректно, вернее сказать, остался на своем месте. Потому что он всегда был на своем месте.

Так же без каких-либо проблем и при Ягоде, и при Ежове, и при Берии - до 1947 года, работал на различных должностях (начальник работ на Беломорканале, начальник БАМлага, строившего вторые пути Транссибирской магистрали, заместителем начальника ГУЛАГа) Нафталий Френкель. В 1947 году он в 64 года ушел в запас по болезни и спокойно, получая генеральскую пенсию, жил в Москве. Умер в 1960 году, не дожив два года до восьмидесяти.

И Френкель, и Рапопорт работали. А вот многие их сослуживцы имели, да, и политические замыслы, почему и были впоследствии репрессированы. Однако и у них вряд ли были некие «тайны», связанные с репрессиями конца двадцатых и начала тридцатых годов. Тогда у нового строя внутри и вне страны было так много реальных врагов, что Объединенному Главному Политическому Управлению Менжинского - Ягоды не было никакой нужды «выдумывать» заговоры, акты саботажа и вредительства. Дай бог с реальными-то разобраться!

Как только началась социалистическая реконструкция - с конца двадцатых, так сразу же активизировалась и контрреволюция, и ничего иного быть не могло. Поэтому делать из Ягоды некоего провокатора-фальсификатора могут лишь злостные клеветники.

Вот заговор он готовил. И признал это в последнем слове на суде, отвергнув лишь обвинения в шпионаже: «Если бы я был шпионом, то десятки стран мира могли бы закрыть свои разведки».

Причем Ягоду вначале сняли по причинам чисто деловым, а заподозрили его в заговоре несколько позднее. И все объяснение можно найти на двух страницах «Переписки Сталина и Кагановича»…

25 сентября 1936 года Сталин и Жданов (ручку держал конкретно последний) направили Молотову и Кагановичу из Сочи шифровку, где писали:

«Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года (если учесть, что саботаж «старых специалистов» после 1930 года пошел «на нет», зато пик дезорганизации экономики, саботажа и вредительства силами именно оппозиции пришелся на 1932–1933 годы, то временные рамки Сталин определил точно. - С.К.). Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова.

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по Наркомсвязи и назначить на пост Наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно…

Четвертое. Что касается КПК (Комиссии партийного контроля при ЦК. - С.К.), то Ежова можно оставить по совместительству председателем КПК с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал Наркомвнуделу, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича.

Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.

Сталин. Жданов.

№ 44 25/IX-36 г.

Шестое. Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК».

В тот же день вечером, в половине десятого, Сталин продиктовал в Москву по телефону записку для Ягоды:

«Тов. Ягоде. Наркомсвязь дело важное. Это наркомат оборонный. Я не сомневаюсь, что Вы сумеете этот наркомат поставить на ноги. Очень прошу Вас согласиться на работу Наркомсвязи. Без хорошего наркомата связи мы чувствуем себя, как без рук. Нельзя оставлять Наркомсвязь в ее нынешнем положении. Ее надо срочно поставить на ноги.

И.Сталин».

И шифровка, и записка - чисто внутренние, оперативные документы, не на публику. Тут не было смысла чего-то недоговаривать, наводить тень на ясный день… И поэтому все россказни об отстранении Ягоды и назначении Ежова как акте подготовки пресловутого якобы «большого террора» можно отправить на свалку.

Ягоду тогда отстранили не с целью устранить вообще, а потому что он - как считал Сталин - провалился. Но поскольку Ягода не мог не провалиться, ибо его целью был заговор, то уже через четыре месяца после нового назначения его вывели в резерв, когда подозрения возникли. А 28 марта 1937 года арестовали. 27 апреля был арестован Петерсон, и что-то для Сталина и Ежова стало проясняться, ниточка потянулась…

Ежов, назначенный НКВД 26 сентября 1936 года, виделся хорошей кандидатурой. Он ведь действительно работал неплохо на всех постах, на которых оказывался. А об атмосфере в НКВД сразу после прихода туда Ежова можно судить по тому, что писал о ней Каганович Сталину 12 октября 1936 года:

«…5) У Ежова дела идут хорошо. Взялся он крепко и энергично за выкорчевывание контрреволюционных

бандитов, допросы ведет замечательно и политически грамотно. Но, видимо, часть аппарата, несмотря на то, что сейчас притихла, будет ему нелояльна. Взять, например, такой вопрос, который, оказывается, имеет у них большое значение, это вопрос о звании. Ведутся разговоры, что генеральным комиссаром остается все же Ягода, что-де Ежову этого звания не дадут (27 января 1937 года Ежов его получил. - С.К.) и т. д. Странно, но эта «проблема» имеет в этом аппарате значение. Когда решали вопрос о наркоме, этот вопрос как-то не ставился. Не считаете ли, т. Сталин, необходимым этот вопрос поставить?»

И потом Каганович прибавляет:

«В остальном стараемся исправить недостатки и ошибки, на которые Вы указываете, и работаем на всю силу тяги. Очень рады, что Вы чувствуете себя хорошо. Сердечный Вам привет и наилучшие пожелания.

Ваш А. Каганович…»

Это ведь тоже не на публику писалось и не в расчете на будущих историков. Это - текущая деловая переписка, и из нее видно - движущей силой тех дней были для Сталина и его верных соратников не интриги, а проблемы, которые надо было решать. И то, что Ежов сам был впоследствии репрессирован, объяснялось не принципом: «Мавр сделал свое дело, мавра надо уходить», а личностными его качествами.

Знаменитый авиаконструктор Александр Сергеевич Яковлев вспоминал разговор со Сталиным, когда тот сказал: «Ежов - мерзавец! Был хорошим парнем, хорошим работником, но разложился… Звонишь к нему в наркомат - говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК - говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом - оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли…»

К слову, на момент ареста Ежов был вдовцом - жена покончила самоубийством, а жену он любил.

Нет, Ежов отнюдь не был «исчадием ада» и серым аппаратчиком. Я с интересом читал, например, стенограмму его выступления перед мобилизованными на работу в НКВД молодыми комсомольцами и коммунистами 11 марта 1937 года… Это было выступление не по бумажке, но это было обширное, конкретное, деловое и информативное с позиций именно профессиональной ориентации выступление.

В начале его (а разговор был «домашний», причем с людьми, которым предстояло работать не столько в центральном аппарате, сколько «по преимуществу в больших городах»), Николай Иванович говорил: «Мы со своим аппаратом всеми щупальцами опираемся на большинство нашей страны. На весь наш народ…»

А позднее повторил: «Разведка наша народная, мы опираемся на широкие слои населения…» В конце же им было сказано вот что:

«С введением Конституции (1936 года. - С.К.) многие наши вещи, которые мы сейчас делаем походя (пометка стенограммы «смех в зале». - С.К.), они не пройдут даром. Имеется законность, поэтому нам надо знать наши законы, следователь должен знать досконально наши законы, тогда исчезнут все взаимоотношения с прокуратурой. Главная наша драка с прокуратурой пока что идет просто по линии незнания законов, незнания процессуальных норм…»

Не удержусь и приведу и такое, между прочим, замечание Ежова:

«Двое приятелей, члены партии или не члены партии, собрались и начинают рассказывать… а у чекистов соблазн рассказать историю… вроде охотника, всякие сказки. Я знаю, например, от разных чекистов по крайней мере 15 вариантов поимки Савинкова…»

Читаешь это и думаешь - а сколько же подобные любители «охотничьих историй» запустили «дезу» о службе Берии у мусаватистов?

Уж, наверное, побольше, чем пятнадцать! ДА, ТЕПЕРЬ на дворе стоял уже не 1928-й, а 1938 год. «Операция» НКВД заканчивалась, и вот тут все более стало выясняться, что вместе с гнилым лесом была вырублена и часть здорового.

Однако как и кто его рубил?

19 января 1938 года в № 19 «Правды» было опубликовано информационное сообщение о закончившемся «на днях» Пленуме ЦК и постановление пленума «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков».

«…ЦК ВКП(б) не раз требовал от партийных организаций и их руководителей внимательного, индивидуального подхода к членам партии при решении вопросов об исключении из партии или о восстановлении неправильно исключенных…», говорилось в начале постановления.

Потом же густо шли конкретные примеры по многим регионам Союза, из которых я приведу два: по Куйбышевской области РСФСР и Киевской области УССР:

«Больше-Черниговский райком ВКП(б) исключил из партии и объявил врагами народа 50 человек из общего количества 210 коммунистов, состоящих в районной парторганизации, в то время как в отношении 43 из этих исключенных органы НКВД не нашли никаких оснований для ареста…

Бывший секретарь Киевского обкома КП(б)У, враг народа Кудрявцев на партийных собраниях неизменно обращался к выступавшим коммунистам с провокационным вопросом: «А вы написали хоть на кого-нибудь заявление?» В результате этой провокации в Киеве были поданы политически компрометирующие заявления почти на половину членов городской парторганизации, причем большинство заявлений оказалось явно неправильным или даже провокационным».

Вот так! Спрашивается, кто же необоснованно расширял масштабы репрессий - «палач» Ежов и его «подручные» на местах или партократы и скрытые оппозиционеры?

Конечно, в каждом конкретном случае ответы могли быть различными - до противоположных. Однако «информация к размышлению» здесь имеется.

Да ведь все и действительно было весьма неоднозначно, уважаемый читатель. Потом партийному функционеру Хрущеву было удобно все свалить на НКВД, на Ежова, на Берию… Но профессионалы из НКВД нередко были вынуждены разбираться в том, что наворотили непрофессионалы из «партии» шкурников.

Хотя профессионалам работы и так хватало. Вот уже другой документ - «Спецсообщение о контрреволюционных проявлениях со стороны лиц, исключенных из ВКП(б) при проверке партдокументов в Курской области и в Грузии». И вот его-то в «Правде» не публиковали - по причине наличия на нем грифа «Совершенно секретно».

Начальник секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР комиссар ГБ 2-го ранга Молчанов 14 февраля 1936 года сообщал Сталину и Ежову о ситуации в Грузии:

«Отмечается рост контрреволюционной активности исключенных из партии… и в первую очередь троцкистов…

Анализ настроений исключенных из партии показывает, что часть из них… приступает к созданию контрреволюционных группировок, а наиболее озлобленные высказывают террористические настроения.

В связи с проверкой партдокументов по парторганизации ССР Грузии органами НКВД было арестовано 460 человек, в том числе:

1. троцкистов-двурушников - 136

2. членов антисоветских политпартий - 157

3. жуликов с партбилетами - 167».

Это - лишь явная опасность! Но в спецсообщении говорится о еще девяноста выявленных троцкистах, итого уже 550 человек. Простая логика подсказывает, что «болтает» далеко не каждый враг. Более того, опаснее всего та собака, которая не лает, она как раз и кусает решительней. Да и в поле зрения «органов» попадает ведь не каждый.

Если мы сопоставим запрошенный Берией в 1937 году «лимит» (1419 человек к ВМН и 1562 к высылке) и цифры из сообщения Молчанова, то все окончательно становится на свои места: Берия в Грузии не «палачествовал», необходимость таких минимальных репрессивных цифр была объективной. И данные СПО ГУГБ НКВД СССР это подтверждают.

Ниже я даю практически без комментариев ряд высказываний из сообщения по Грузии, полученных агентурным путем…

«Нужно выдержать несколько месяцев. Потом начнется война с Японией, народ пойдет за нами и власть перейдет к нам.».

«Выход в войне. Тогда нас, стариков, призовут, и руль руководства перейдет к нам». (Исключенный из партии троцкист.)

«На заводе военного кораблестроения у нас имеется большая организация. Весь Балтийский флот наш. Мы имеем связь с Москвой, но работаем не так, как раньше. Теперь соблюдаем больше строгости». (Троцкист Каландадзе, подлежит аресту.)

«Я хочу быть в партии только для того, чтобы не терять авторитета в народе. Победа за меньшевиками. Коммунисты в Грузии победить не могут». (Исключенный из партии троцкист Гоготишвили.)

Что забавно - не верящий в коммунистов Гоготишвили тем не менее был в партии, чтобы иметь авторитет именно в народе. Признание невольное, но ценное.

«В городе у нас ничего не получится, надо перенести работу в деревню…» (Бердзенишвили, арестован.)

Да, крестьянина «охмурить» было легче… Тогда…

«Меня интересует не партбилет. Посредством партбилета я находился в курсе секретов партии». (Исключенный из партии троцкист Вашекидзе.)

«Конечно, я не хочу гибели России. Я сторонник только того, чтобы молодое поколение нашей партии, которое очутилось во главе… аппарата, было арестовано и руководство было передано старым большевикам». (Каландадзе, партпроверку прошел.)

«Я скрыл от партии, что был троцкистом. Надо терпеть, быть осторожным, голосовать за их предложения. Хлопай в ладоши, если требуется». (Сепертеладзе, партпроверку прошел.)

И это ведь была не просто «воркотня»… В стабильные, правда, времена на нее можно было махнуть рукой, мол, все ограничится кукишами в кармане. А в нестабильные? Такие ведь «голубки» могли натворить много кровавых бед.

Вот пример уже по Курской области: состав одной из организованных групп бывших «партийцев» в Грайворонском районе:

1. Тищенко, кулак, работал инструктором райкома.

2. Новомлинский, бывший кулак, работал заведующим гаражом в МТС.

3. Захаров, бывший кулак, бывший председатель горсовета.

4. Солошенко, бывший кулак, ранее работал заведующим райземотделом Грайворонского РИК.

5. Твердохлеб, бывший кулак, владелец кирпичного завода, бывший председатель горсовета.

6. Устинов, исключен за взяточничество, бывший районный прокурор…

Хорош подбор?

И все они, как один, были готовы, «не задумываясь», «вступить в банду, если бы она где-либо организовалась».

Эту группу, к счастью, обезвредили вовремя. И такая группа в Курской области была не единственной. Имелись подобные группы и в других областях.

Причем внедрение врагов Советской власти в органы Советской власти происходило чуть ли не с момента установления этой власти. Так, в 1924 году будущий Герой Советского Союза Дмитрий Медведев (тогда он работал в Одесском отделе ГПУ Украины) с группой чекистов и сотрудников уголовного розыска ликвидировал банду «Бим-Бом» из кулаков-украинцев и еврейских налетчиков (как видим, бандиты национальной рознью не страдали во все времена). Стояли во главе банды кулак Филька Телегин, профессиональный грабитель Абрам Лехер и… председатель одного из сельсоветов Григорий Рошковский.

Бандиты специально протаскивали «своих» на ответственные посты в местные Советы.

Кого-то разоблачили в 20-е…

Кого-то - в 30-е…

А кого-то не разоблачили никогда.

Это была потенциальная «пятая колонна» в «низах»… Но была же она и в «верхах». Так что объективно для НКВД работы хватало без фальсификации дел. Но субъективно Ежов как работник, похоже, уже не тянул.

Он, между прочим, мог действительно быть одной из невольных жертв репрессий 1937–1938 годов в том смысле,

что на нем был в то время груз не просто огромной административной ответственности (для сильного управленца это не повод опускать руки), а ответственности психологической.

Он не мог не понимать, что при расширении масштабов репрессий, да еще в условиях, когда они носили превентивный чаще всего характер (то есть репрессировались не уже состоявшиеся, а потенциальные преступники), неизбежно осуждение и части невинных. Да не просто осуждение, а смерть их. И эти, что там говорить, страшные накладки были более вероятны в «низах». То есть счет тут был на тысячи, а то и десятки тысяч.

В «верхах» же, при расследовании дел о заговорах, саботаже и прочем, невинно осужденных тоже не могло не быть, потому что прямых-то вещественных улик не было ни на кого, даже на явно виновных. Все строилось на признательных показаниях. Значит, были возможны оговоры.

Наконец, Ежов не мог не понимать, что упрощенный порядок следствия не может не развращать часть аппарата. Пусть не «зверские пытки», но какие-то физические меры воздействия в условиях политического и исторического цейтнота применять приходилось - на войне как на войне.

И при этом Ежов, весьма вероятно, видел и еще один, психологически страшноватый, момент: невинные-то жертвы он и его люди невольно создают, а вот врагов при этом выявляют не всех - по объективным причинам. Тут действительно запьешь - если есть хоть какая-то слабина.

Так или иначе, Сталин все более приходил к выводу: Ежова надо заменять.

Естественным образом возникала кандидатура Берии. Он был хорошо известен Сталину, имел прочное и незапятнанное чекистское прошлое и прекрасно зарекомендовал себя в Закавказье и Грузии.

О ТОМ, как было принято окончательное решение, имеют хождение разные версии: решал лично Сталин; кто-то ему рекомендовал конкретно Берию; кто-то подготовил список, в котором был и Берия, и т. п.

Я не буду пересказывать здесь ни одной версии, оставляя это занятие создателям «исторических триллеров», и не буду гадать - от кого исходил исходный импульс в деле нового назначения Берии. Но не приходится сомневаться в том, что исходил он не от самого Лаврентия Павловича.

Оставаясь же на почве точных фактов, можно сказать одно: к августу 1938 года выбор Сталина был сделан.

И этот выбор был удачным.

В АВГУСТЕ 1938 года Берию вызвали в Москву.

Уезжая из родных мест, он мог быть доволен. Для той земли, на которой он родился, он потрудился с успехом. И теперь ему предстояло расширить поле своей деятельности до масштабов всей страны и даже всего мира - если учесть, что в состав НКВД входила и внешняя разведка.

Вначале, 22 августа, Берия был назначен 1-м заместителем Ежова, а 29 сентября - также и начальником Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. Он сменил на посту как 1-го зама наркома, так и начальника ГУГБ, своего практически ровесника - Михаила Петровича Фриновского.

Фриновский, собственно, был начальником просто Управления государственной безопасности, потому что 28 марта 1938 года ГУГБ несколько понизили в статусе. Однако Берия сразу настоял на восстановлении за Управлением государственной безопасности прежнего положения Главного управления.

Он был, конечно, прав - дело было не в личных амбициях, а в престиже того подразделения, которое было ядром НКВД. И даже не в престиже, а в возможностях, в правах…

Фриновский начал подниматься еще при Ягоде, но при Ежове не только сохранил свое положение, но и упрочил его, став первым заместителем наркома.

В то время у каждого человека «на виду» была биография не из тихих. Однако у Фриновского она была особенно бурной. На год старше Берии, родом из пензенского Наровчата, сын учителя, он окончил духовное училище, в январе 1916 года поступил в кавалерию вольноопределяющимся, в августе уже дезертировал, примкнул к анархистам, участвовал в террористическом акте против генерал-майора Бема.

С марта 1917 года работал бухгалтером, в сентябре вступил в Красную гвардию Хамовнического района Москвы, в ноябре штурмовал Кремль, был тяжело ранен. В марте-июле 1918-го Фриновский - помощник смотрителя Ходынской больницы. Однако причиной такой мирной должности явно было восстановление от последствий ранения, потому что в июле он уже в Первой конной, дослужился там до командира эскадрона.

В 1919 году Михаила переводят в органы ВЧК, и вскоре он - помощник начальника активной части Особого отдела Московской ЧК. Затем: операции по разгрому анархистов и повстанческих отрядов на Украине, Особый отдел Южного фронта, снова Первая конная, оперативный отряд Всеукраинской ЧК…

До сентября 1930 года - командир и комиссар дивизии особого назначения имени Ф.Э. Дзержинского, а потом до 1933 года - председатель ГПУ Азербайджана, откуда ушел на повышение начальником Главного управления пограничной охраны ОГПУ СССР.

Во время работы в Азербайджане Фриновский просто не мог не сталкиваться с полпредом ОГПУ по Закавказью, а позднее - первым секретарем Заккрайкома Берией. А Берия был не просто опытным, но, безусловно, выдающимся психологом и, конечно, понял Фриновского, как говорят, «до донышка».

Фриновского в литературе обычно аттестуют неким чуть ли не зверем, причем еще и невежественным, но я уверен, что такого просто не может быть. Физически это действительно был богатырь, на лице - шрам. Невежественным же он, сын учителя, быть не мог уже потому, что духовные училища давали неплохое базовое образование. К тому же Михаил в 1927 году окончил еще и Курсы высшего начальствующего состава (КУВНАС) при Академии имени Фрунзе, а там тоже учили неплохо.

Да и тот факт, что начинал он свою чекистскую работу, находясь в поле зрения самого Дзержинского, тоже что-то да значит. Дзержинский невежд не жаловал.

Психологически же Фриновский… Вот психологически это наверняка был человек, сочетающий осмотрительность с «рисковостью». Безусловно - боевик. То есть как друг он был бесценен, как враг - очень опасен, а то, что в нем всегда могла проснуться авантюристическая жилка, делало его еще более опасным.

Опять-таки в литературе часты заявления насчет того, что Фриновский быстро-де «подмял» под себя невежественного в чекистских делах Ежова и напропалую фальсифицировал-де «липовые» дела в НКВД.

Думаю, и это не так. Нет, я не хочу сказать, что в ОГПУ и НКВД на протяжении какого-то периода не имелось творцов «липовых» дел (о своем утверждении противоположного я не забыл, но в любом правиле имеются грустные исключения). Тем не менее, объективно они могли преуспевать скорее на периферии, чем в центральном аппарате. Там, как я уже говорил, хватало «честной» загрузки. На периферии, впрочем, тоже… Чтобы убедиться в этом, вернемся в 1933 год.

Полпред ОГПУ по Белоруссии Леонид Заковский (собственно - латыш Генрих Штубис) в октябре 1933 года телеграфировал в Москву Якову Агранову: «4 октября 1933 г № 50665 СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

I. В Могилеве вскрывается, ликвидируется филиал Польской Военной Организации (ПОВ). Сознанием членов организации: слесаря депо, исключенного из партии в 1931 г., РЕУТА, сестры известного к. -р. деятеля БЕЛОГОЛОВОГО - СКОПОВСКОЙ выявлены пока свыше 30 членов организации, завербованных ксендзом ЯРОШЕВИЧЕМ.

II. В Жлобине также скрывается филиал ПОВ, созданный ксендзом ЯРОШЕВИЧЕМ. Арестованные члены организации БАТУРО и КУЧИНСКАЯ сознались в передаче ЯРОШЕВИЧУ сведений о Жлобинском узле и воинских частях.

III. В Осиповичском районе вскрывается, ликвидируется филиал ПОВ, созданный ксендзом МУСТЕЙКИСОМ. Сознанием арестованных РОЖНОВСКОГО и БАРТАШКЕВИЧА устанавливается возникновение организации в 1924 году…

IV. Арестованный в Гомеле по делу ПОВ СЕСКЕВИЧ Антон подтвердил свою причастность к организации. Сознался в том, что в 1929–1932 гг. по заданиям ксендза АНДРЕКУСА бывал в Польше, в 1932 г., будучи в Белостоке, окончил 3-месячные разведывательно-диверсионные курсы.

V. 1-го октября 1933 г. в Минске задержан бежавший в Польшу в начале 1933 года по досрочной демобилизации из армии отделком (отделенный командир, сержант. - С.К.) 5-го артполка 2-й дивизии СУЧКОВ. Сознанием СУЧКОВА устанавливается его сотрудничество в Аунинецкой развед-пляцувке и создание им в Минске резидентуры в лице отделкома 2-го артполка ТРОФИМОВА Георгия, инструктора военстройплощадки КУЛИНИЧА Ивана. Арестованный ТРОФИМОВ в шпионаже сознался…»

И т. д., всего десять пунктов.

Это - не «липа». Это - реальность тайной войны против СССР в те годы.

Заковский, к слову, был сам арестован в 1938 году по обвинению в связях с немцами и поляками и расстрелян. Но вышеприведенный документ не опровергает такого обвинения. Во-первых, членов ПОВ вскрывал не Заковский, а все белорусские чекисты. Во-вторых, разгром ПОВ был выгоден и немцам, уменьшая влияние Польши на события в России. Само же по себе сообщение белорусского полпреда ОГПУ вряд ли нуждается в комментариях.

Причем обвинение Заковского-Штубиса тоже к «липовым», скорее всего, не относилось, несмотря на безусловно славное революционное прошлое Заковского. Между прочим, в 1987 году было признано, что оснований для пересмотра его дела не имеется (здесь могла, конечно, сказаться просто мстительность «демократов», но все же…).

Увы, даже книга - не резиновая. И я не могу привести как показательный пример того, что перерождение ряда большевиков имело место, еще и обширное письмо некоего Г., переправленное неизвестным адресатом в Московский горком лично Хрущеву. Этот «доброжелатель», получив письмо Г., счел для себя разумным оторвать на первой странице адресацию и отослать остальное в МК с просьбой «разобрать, оставив меня в стороне, в покое».

Из МК письмо попало в НКВД, откуда замнаркома Агранов 5 сентября 1935 года направил его Сталину. Желающие могут ознакомиться с этим любопытным документом (стр. 683, док. № 539) в капитальном издании Фонда»

Так вот, очень много интересного есть в этом письме о, например, Авеле Енукидзе, мечтавшем «стать русским Рузвельтом», и о недовольных старых большевиках-«п…нах», которых «надо организовывать», и о плане «убрать ту одиозную фигуру, которая теперь загородила даже солнце»…

Надо ли расшифровывать, чью «одиозную фигуру» имел в виду Енукидзе? Но то, кто конкретно подразумевался под «старыми большевиками-«п…нами», чекистам лишь предстояло устанавливать. И, оказываясь перед необходимостью «разматывать» клубок связей одного такого письма, самим валить себе на горб еще и «липу»? Это еще с чего?

А таких, вне сомнения, достоверных и свидетельствующих об остроте момента документов в упомянутом выше сборнике не один десяток, прошу читателя поверить мне на слово.

Но я еще не закончил с Михаилом Фриновским, который якобы обошел «невежественного»-де в оперативном отношении Ежова… Я и тут сомневаюсь. Безусловно, в тонких, скажем, делах разведки Николай Иванович сразу ориентироваться не мог. Но в целом…

В целом и у Николая Ивановича Ежова биография ведь тоже была не так чтобы чисто канцелярская!

Квалифицированный рабочий-путиловец, с 1915 года - рядовой 172-го Лидского пехотного полка, воевал, был ранен, в 1916 году демобилизован, а в конце того же года вновь призван в запасной полк в Новом Петергофе. После революции - комиссар станции Витебск, а уж позднее - партработник. В Казахстане руководил подавлением басмачества.

Работа в учетно-распределительном отделе ЦК и в Комиссии партийного контроля тоже имела ряд черт, роднивших ее с чекистской. По словам его бывшего «патрона» Москвина, у Ежова плохо было развито чувство меры - не мог-де остановиться вовремя. Возможно, и так, хотя такие аккуратисты, как Ежов, скорее, страдают обратным - не умеют идти далеко вглубь.

Стенограммы его выступлений обнаруживают, тем не менее, и ум, и компетентность (к слову, его выступление на

февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года очень убедительно дополняет документы типа упомянутого мной выше письма «Г.»).

И все же в решении проблемы конструктивного преобразования НКВД Ежов запутался, как запутался он и в собственной жизни.

ПОЭТОМУ многое в НКВД к началу 1939 года надо было менять. Как и - многих. Во-первых, в ходе «операции» 1937–1938 годов так или иначе выявились непригодные для работы в НКВД по многим причинам. Имелись и сомнительные…

Того же Фриновского удалили из НКВД вскоре после прихода туда Берии, но арестовали лишь 6 апреля 1939 года (а расстреляли после долгого следствия лишь 8 февраля 1940 года). И арестовали, судя по всему, как раз вследствие того, что его былая авантюристическая жилка полностью не заглохла. А он ведь был не «старый п…н»…

Или вот еще один замнаркома времен Ягоды-Ежова - Яков Агранов. Историк Геннадий Костырченко в весьма информативной своей книге «Тайная политика Сталина» странным образом злостно неточен в очевидной ситуации. Он относит и Агранова к жертвам-де нового наркома Берии. Но Агранов был арестован 20 июля 1937 года, осужден Военной коллегией Верховного суда СССР к ВМН 1 августа 1938 года и в тот же день расстрелян. А Берия появился на Лубянке ровно через три недели - 22 августа.

Думаю, неточен Костырченко не случайно - так вот, по фальшивым «фактикам», и лепится образ «кровожадного» Берии. Ведь монография Костырченко претендует на солидность - она издана мидовским издательством «Международные отношения» под эгидой Института российской истории РАН.

В документальных справках на Агранова далеко не всегда сообщается, что до того, как стать с 1915 года членом большевистской партии, он с 1912 года был членом партии эсеров, в 1919 году был секретарем Совнаркома, в 1921 году - секретарем Малого Совнаркома. Так что и эсеровское прошлое, и разветвленные связи среди «элиты» вполне могли продуцировать некие политические амбиции Агранова. Да и продуцировали.

Нет, «верхи» НКВД «прореживались» наркомом Берией чаще всего не «ежовские», а еще «ягодинские», да и еще более раннего происхождения - когда троцкисты сидели не в лагерях, а в высоких кабинетах…

Зато многие «новобранцы» «ежовского» призыва уже при Берии выросли в толковых работников. И уровень их образования был вполне «на уровне». В свое время мы познакомимся с Виталием Павловым - участником операции «Снег». Так вот он, как и тысячи его будущих коллег, пришел в НКВД при Ежове после окончания Сибирского автодорожного института. И никто его впоследствии не «убирал». Напротив - продвигали.

Елена Прудникова, автор интересной книги о Берии, пишет (о временах, правда, начала 30-х годов): «Что такое типичный чекист того времени?.. На всех должностях, снизу до самого верха, было полно малограмотных и полуграмотных выдвиженцев времен революции и Гражданской войны. Так, знаменитый Заковский закончил два класса, Агранов - четыре класса… Это были необразованные, жестокие, беспринципные авантюристы…»

Виталий Павлов и его товарищи - как представители чекистского «низа» - никак не укладываются в эту схему. Что же до «верхов»…

Думаю, Прудникову здесь подвело желание показать «рыцарство» Берии «на контрасте» с «жестокими» предшественниками, и она некритически отнеслась к позднейшим негативным характеристикам ряда видных чекистов эпохи ВЧК-ОГПУ и первого НКВД. А ведь и эти характеристики чаще всего злостно искажены.

Тот же Агранов был хорошо знаком с Авербахом, Мандельштамом, Пильняком, Бриками, Маяковским… Сейчас иногда утверждают, что Агранов и организовал «самоубийство» последнего, что лично я не исключаю, как не исключаю, что к этому были причастны и Авербах с Осипом Бриком. Но говорить о Якове Агранове как о человеке сером не приходится. «Второе дно» в его натуре было, но личностью он был, конечно, незаурядной. Желающим дополнительно убедиться в этом могу рекомендовать многостраничный

«Обзор деятельности контрреволюционных организаций в период 1918–1919 годов», написанный Аграновым и помещенный в «Красной книге ВЧК». Дай бог любому строю таких «невежественных» государственных служащих, как 26-летний автор этого обзора.

И не забудем - Антон Макаренко, Дмитрий Медведев, Александр Лукин, Георгий Брянцев, герои писателя Юрия Германа Иван Лапшин и Альтус - это тоже чекисты двадцатых-тридцатых годов. Так что Берия и его «новобранцы» приходили на смену отнюдь не бездарям.

Более того! Я не уверен, что с самого начала Берия был призван Сталиным прежде всего для скорой замены Ежова. Почему-то не обращают внимания на то, что Берия был назначен не просто 1-м заместителем наркома, а к тому же - именно начальником Главного управления государственной безопасности, ведавшего и внешней разведкой. И как раз у разведчиков НКВД незадолго до вызова Берии в Москву за новым назначением произошло три серьезнейших ЧП.

Вначале изменил капитан ГБ Игнатий Станиславович Рейсс. Ровесник Берии, он родился в Австро-Венгрии, в Галиции, некоторое время учился на юридическом факультете Венского университета, в 1917 году примкнул к большевикам. Был на нелегальной работе в Польше, работал в Разведывательном управлении РККА, а в 1931 году перешел в разведку ОГПУ - Иностранный отдел (ИНО). Базируясь на Голландию, он действовал и во Франции. В июле 1937 года Рейсса отозвали в Москву, но он не вернулся, а 17 июля опубликовал во французских газетах открытое письмо с обличениями Сталина и так же открыто примкнул к Троцкому.

Рейсса ликвидировала специальная группа НКВД неподалеку от Лозанны уже в сентябре 1937 года. Но доверие к Иностранному отделу НКВД у Сталина было подорвано.

А тут подоспела и вторая измена. Осенью 1937 года стал предателем и невозвращенцем капитан ГБ, нелегальный резидент в Голландии Вальтер Германович Кривицкий - тоже ровесник Берии, между прочим.

Кривицкий имел схожую с Рейссом биографию: родился в австро-венгерском Подволочиске, служил в Разведупре РККА, с 1931 года - в ИНО ОГПУ. Награжден орденом Красного Знамени.

Кривицкий тоже пустился во все тяжкие, связался с сыном Троцкого Львом Седовым, но главное - «сдал» «Интеллидженс сервис» более сотни наших разведчиков и агентов.

Даже относительно объективные авторы нередко сваливают все потери нашей внешней разведки в 1937–1938 годах на кровавые-де репрессии Ежова. Но ведь сотня «засвеченных» наших разведчиков на счету не Ежова, а Кривицкого. А это очень немало. ИНО НКВД - не полевая дивизия, там «и один в поле воин».

А в придачу к Кривицкому в июле 1938 года изменил Александр Орлов (он же известный в НКВД и как Лев Никольский).

Старший майор ГБ (почти генерал!) Орлов знал много. Был резидентом ИНО НКВД во Франции, Австрии, Италии, советником в Испании (из Испании он и бежал в США).

В Испанию Орлова-Фельдбинга направил его близкий друг Слуцкий. Фактически - спасая от скандала. В августе 1936 года прямо перед зданием Лубянки застрелилась молодая сотрудница НКВД Галина Войтова - любовница Фельдбинга. Она не могла вынести того, что тот покинул ее, отказавшись развестись с женой.

Впоследствии Берии припишут множество историй с женщинами, все из которых будут лживыми. Но вот тебе, уважаемый читатель, реальная неблаговидная история с одним из тех, кто входил в чекистскую среду, «зачищаемую» Ежовым. Причем протеже Слуцкого, порывая с Родиной, прихватил с собой «на память» о ней из сейфа резидентуры шестьдесят тысяч долларов, предназначавшихся для оперативных целей. По нынешнему курсу это где-то более миллиона.

Итак, с одной стороны, Фельдбинг был хотя и талантливым, но авантюристом, о котором сегодня сложно сказать, что он будет делать завтра. С другой стороны, Слуцкий был, повторяю, близким другом Фельдбинга. А мы все удивляемся - как могли не ценить такого несомненного умницу, как Слуцкий и других, ему подобных, и тоже - умниц!

Что же до Фельдбинга-Орлова, то в 1924 году он был в подчинении и у Берии - работал сотрудником Экономического управления ОГПУ и начальником погранохраны Сухумского гарнизона.

Считается, что Орлов сохранил жизнь, в своем письме на имя Ежова предупредив, что агентуру «сдавать» не будет - пока жив. Но вообще-то в разведке полагаться на честность «невозвращенца» могут только наивные люди. Так что и изменой Орлова можно объяснить то недоверие к агентуре, которое вначале выказывал уже нарком Берия.

Не говоря уже об измене Кривицкого…

Короче, не исключено, что эта тройная измена тоже стала одной из причин вызова Берии в Москву. Он ведь был не только опытным разведчиком, но и более чем опытным контрразведчиком. А это, между прочим, очень нечасто сочетается в одном человеке.

ПОЖАЛУЙ, можно привести и еще одно соображение… Если мы сравним структуру НКВД на 1 января 1938 года (нарком Н.И. Ежов) и на 1 января 1939 года (нарком Л.П. Берия), то увидим, что с 1939 года появляется новое управление - Главное экономическое (ГЭУ), и что на 1 января должность его начальника вакантна.

С 4 сентября 1939 года ее занял тридцатипятилетний Богдан Кобулов, давний сотрудник Берии по Грузии и долгое время, как и Берия, профессиональный чекист.

Кобулов фактически ГЭУ и создал. И уже в 1940 году в него входили отделы:

Промышленности,

Оборонной промышленности,

Сельского хозяйства,

Гознака и аффинажных заводов,

Авиационной промышленности,

Топливной промышленности.

Инспекция по котлонадзору;

Сектор ширпотреба;

Главное транспортное управление с отделами по железнодорожному транспорту, водному транспорту, связи, шоссейному строительству, гражданскому воздушному флоту;

Главное военно-строительное управление;

Главное управление военного снабжения;

Дальстрой.

Все было объяснимо: экономические задачи НКВД после репрессий 1937–1938 годов объективно расширялись. Сказав так, я ни в коей мере не склонен следовать за стандартным «демократическим клише» - Сталин и НКВД загоняли-де народ в ГУЛАГ, чтобы рабским-де трудом возводить социализм. Однако новые задачи НКВД действительно были связаны со значительным увеличением количества заключенных, имевших ту или иную народнохозяйственную квалификацию (если мои оценки с опорой на «калининские» данные верны, то пополнение лагерей составило примерно полмиллиона человек).

Нет, не НКВД «загонял» людей в лагеря, а жесткая реальность противостояния нового и старого. Однако нельзя же было эту действительно рабочую силу просто кормить! Тем более силу нередко, повторяю, квалифицированную.

Короче говоря, НКВД резко расширял свою народнохозяйственную деятельность. И тут во главе НКВД был необходим человек широких способностей. А Берия как раз и показал себя на все руки мастером. Мастер разведки и контрразведки, он доказал и свою компетентность как политический деятель, и - что тоже было очень важно - он показал себя компетентным хозяйственным организатором.

Однако, уважаемый читатель, не эти все соображения - при всей их первостепенной значительности - повлияли, скорее всего, на выбор Сталина. Думаю, решающее значение имели другие соображения, о которых еще будет сказано.

ПЕРВЫМ замом Ежова Берия оставался недолго. 25 ноября 1938 года Ежов был освобожден от должности наркома внутренних дел, оставаясь пока наркомом водного транспорта, которым он стал по совместительству с 8 апреля 1938 года. «Демократы» нередко лгут насчет того, что Ежова-де «перевели» в НКВТ лишь после снятия с НКВД перед будущим-де «закланием», но, как видим, это было не так.

Лишь 10 апреля 1939 года Ежов был арестован и после опять-таки достаточно долгого следствия расстрелян за четыре дня до Фриновского - 4 февраля 1940 года.

О снятии Ежова ходит тоже немало версий, как и об обстоятельствах ареста Савинкова, над чем язвил сам Ежов.

Два наиболее расхожих варианта таковы…

Первый: Сталин хотел убрать руками Берии «мавров» Ежова и самого Ежова, слишком-де много знавшего. Нечто подобное писал «генерал» Волкогонов (должен признаться, что его имя, как и имя Эдварда Радзинского, я не могу не то что произносить, но даже писать без крайней брезгливости)…

Второй вариант: вечный-де интриган Берия провел интригу и против своего шефа, в результате чего того арестовали по обвинению в намерении убрать Сталина. Именно этот второй вариант прозвучал в мемуарах выдающегося деятеля НКВД-МГБ генерала Павла Судоплатова. Мы с ним еще встретимся…

Так вот, Судоплатов привел некий рассказ бывших секретарей Берии Мамулова и Людвигова, якобы услышанный им от них во Владимирской тюрьме в пятидесятые годы. Увы, Елена Прудникова ухватилась и за эту байку то ли Судоплатова, то ли - Мамулова-Людвигова, то ли - вообще политкорректировщиков мемуаров Судоплатова.

Байка эта такова: фальшивку, «открывшую дорогу кампании против Ежова и работавших с ним людей», запустили-де два начальника управлений НКВД из Ярославля и Казахстана, подстрекаемые-де Берией. Они обратились с письмом к Сталину, утверждая, что «в беседах с ними Ежов намекал на предстоящие аресты членов советского руководства в канун октябрьских торжеств (то есть накануне 7 ноября 1938 года. - С.К.)».

Но это - не более чем байка с любой точки зрения. Вот, скажем, логическая сторона… В памяти Сталина еще было свежо прошлогоднее раскрытие заговора Тухачевского накануне его выступления. Арестов самых высоких руководителей после этого было проведено множество. И если бы такой «сигнал» Сталину действительно поступил, то Ежов, вне зависимости от реальности его вины, был бы если не формально арестован, то фактически изолирован уже в начале ноября 1938 года. И уж, во всяком случае, был бы заменен Берией на посту наркома немедленно! И это особого удивления ни у кого, включая самого Ежова, не вызвало бы - его замена Берией была во многом предрешена самим ходом событий.

Причем и Берия знал, что его назначение наркомом - дело, надо полагать, считаных недель. Так зачем ему, безусловно, знающему об этом, было затевать рискованную интригу, втягивая в нее плохо ему знакомых людей (он ведь тогда еще кадрами не распоряжался и своих людей расставлять в периферийной системе НКВД не мог)?

Так стоит ли ссылаться на тюремные «воспоминания» Судоплатова и Мамулова с Людвиговым? Последний, к слову, был родственником Микояна и наплести о Берии мог много чего - чтобы поскорее освободиться…

И вот тут мы переходим к уже хронологическому доказательству позднейшего происхождения «судоплатовской» версии. Ежов был заменен 25 ноября 1938 года, а заведующий сельхозотделом ЦК КП(б) Грузии Степан Мамулов (Мамулян) был вызван Берией в Москву лишь в декабре 1938 года и стал первым заместителем начальника Секретариата НКВД СССР 3 января 1939 года. К тому времени Ежова в НКВД уже не было более месяца. И если даже допустить (чего лично я не допускаю), что упомянутая выше интрига имела место, то проведена она была без участия и, естественно, без осведомления Мамулова. Бывший же помощник Берии еще по Заккрайкому Людвигов - ему в 1938 году исполнился тридцать один год - тем более ничего знать не мог, его номер даже по сравнению с Мамуловым тогда был «третьим».

То есть окончательный вывод совпадает с первоначальным: то ли Мамулов с Людвиговым, то ли политкорректировщики мемуаров Судоплатова лгут.

Нет, я больше верю свидетельству авиаконструктора Яковлева, по которому Сталин снятие Ежова объяснял разложением последнего… Думаю, и слова Сталина о Ежове Яковлев передал точно, и Сталин был в своем признании искренен. Не Берия «подсидел» Ежова, просто Николай Иванович и Лаврентий Павлович были очень уж разновеликими величинами.

И КОЛЬ УЖ я вспомнил Яковлева, то приведу и еще одно его воспоминание, позволяющее, на мой взгляд, лучше понять и Берию, и общую атмосферу вокруг него…

Яковлев вспоминал:

«А.А. Жданов однажды рассказал мне анекдот про любимую трубку Сталина: «Сталин жалуется: пропала трубка. Ему говорят: «Возьмите другую, ведь у вас вон их сколько». - «Да ведь то любимая, я много бы дал, чтобы ее найти».

Берия постарался: через три дня нашлось 10 воров, и каждый из них «признался», что именно он украл трубку.

А еще через день Сталин нашел свою трубку. Оказывается, она просто завалилась за диван в его комнате».

Увы, Александр Сергеевич сути ситуации не понял, но попробуем разобраться в ней, уважаемый читатель, мы сами, учтя при этом, что мемуары Яковлев писал уже тогда, когда Берию пнуть только ленивый отказывался, и что на оценки мемуаристов нередко влияют общепринятые позднейшие оценки того периода, о котором они вспоминают. И эти оценки в отличие от приводимых мемуаристами фактов, бывших лично с ними, могут быть прямо противоположными сути происходившего тогда на деле.

Итак, поразмышляем…

Что, Жданов, смеясь по поводу «этого страшного анекдота», был неким моральным уродом, лишенным элементарного чувства меры, сострадания и т. п.?

Нет, конечно! Он потому и смеялся, что подобная история для него, хорошо знакомого с положением вещей и хорошо знающего как Сталина, так и Берию, была по сути абсурдной, не имеющей под собой никакой реальной базы. То есть в полном смысле слова анекдотичной, но…

Но - что уж тут отрицать - остроумной.

Переосмысляя яковлевский рассказ (зная его со студенческих времен, я увидел ситуацию в ее истинном свете лишь в ходе работы над этой книгой), я вспомнил другую схожую ситуацию. Ленин как-то со смехом рассказал услышанный от кого-то анекдот. Спрашивают: «Чем кончится

большевистская революция?» Ответ: «Прочтите слова «молот серп» наоборот». Проделав это, читатель прочтет: «Престолом».

Ленин, рассказывая это, смеялся. Так что - он был скрытым монархистом? Нет же - он был просто духовно здоровым человеком, способным посмеяться даже над злой шуткой врага - если она удачна.

Ленин, к слову, так же воспринял книгу сатирика-эмигранта, «озлобленного, по его определению, почти до умопомрачения белогвардейца» Аркадия Аверченко «Двенадцать ножей в спину революции» и 22 ноября 1921 года опубликовал в «Правде» заметку «Талантливая книжка». Так что, Ленин был скрытым контрреволюционером?

А анекдот о трубке Сталина?

НО ЧЕРТ уж с ними, с анекдотами и анекдотчиками! Давайте попробуем проследить логику Сталина. Например, не раз упоминавшийся мной ранее А.Топтыгин считает, что Сталин-де, избирая новые кадры, действовал логично. «Пусть логика этого человека для нас (это «для нас» вместо «для меня» я у А.Топтыгина понял плохо. - С.К.) и неприемлема, - пишет автор «Неизвестного Берии», - но логика была». И Топтыгин представляет себе логику Сталина, увы, так: «Отобрать молодых, готовых ради него (??. - С.К.) и ради сохранения собственной головы на все, умных и неразборчивых (н-да. - С.К.) в средствах».

К сожалению, логика здесь отказывает самому А.Топтыгину. В своей книге он приводит много документальных свидетельств того, что Берия вел себя на занимаемых им постах вполне в личностном отношении достойно, поднимаясь вверх не за счет интриг или подхалимажа, а за счет выдающегося делового потенциала. И вдруг…

Нет, Сталин-то был в своей кадровой политике логичен, но его логика и близко не соответствовала представлениям о ней Алексея Топтыгина.

Дело - кроме прочего - в том, что сегодня уже не приходится сомневаться в подлинности некоего знаменательного факта: еще до вызова Берии Сталин несколько раз предлагал пост НКВД Чкалову.

Почему именно ему? Чкалов - это человек, во-первых, знаменитый во всем мире, а не только в Стране Советов. Причем в своей стране он был искренне любим народом и… И имел незапятнанную репутацию рыцаря.

Так что - это Чкалову Сталин первоначально намеревался поручить роль «уничтожения много знавших Ежова и его подручных»?

Какие глупости! И с учетом кандидатуры Чкалова можно сказать, что Сталину на посту НКВД нужен был человек:

а) честный и искренний;

б) не имеющий на руках невинной крови, но решительный;

в) работящий;

г) бескомпромиссный;

д) преданный народу и лично Сталину;

е) способный разбираться в хозяйственных проблемах.

Но если учесть, что Сталин видел на таком посту Чкалова, то станет ясно, что во главе НКВД Сталину нужен был человек, способный стать несомненно и прежде всего «знаковой» фигурой! Фигурой, способной изменить имидж чекистской «конторы» после всех мнимых и действительных прегрешений Ягоды и Ежова-Герой, любимый герой советского народа, Герой Советского Союза по званию и по сути, свой человек в среде и технической, и творческой интеллигенции, явно рыцарственный, Чкалов мог такой фигурой стать… И фигурой не только парадной… Однако Чкалов отказывается…

И Сталин выбирает Берию. У него не было громкой известности Чкалова, зато как «рабочая лошадь» он был, конечно, неизмеримо сильнее и перспективнее.

Но если Сталин вначале упорно «сватал» на НКВД Чкалова, остановился ли бы он в итоге на Берии, если бы лидер Кавказа имел в стране и в «верхах» репутацию палача или интригана? Не думаю.

У Берии было всем известное чекистское прошлое - хотя и достаточно давнее (он отошел от чекистской работы еще до образования НКВД, во времена ОГПУ Менжинского). Если бы в этом прошлом были интриги, они, конечно же, отяготили бы неофициальную репутацию Берии. Однако их и не было, как не было «садистских» методов ведения следствия в Грузии, якобы применявшихся или поощрявшихся Берией. И было существенным то, что о чистых руках Берии знали в НКВД.

Так что в свете уже одного несостоявшегося назначения наркомом внутренних дел Чкалова состоявшееся назначение Берии, на мой взгляд, выявляет положительный облик Берии в большей мере, чем многие архивные изыскания.

Уже в наше время возник ряд клеветнических версий относительно того, что Берия был причастен к гибели Чкалова, но это именно клевета, на анализе которой я останавливаться не буду. И лишь напомню читателю, что Чкалов погиб 15 декабря 1938 года, когда с любой точки зрения вопрос о его назначении в НКВД был снят с рассмотрения раз и навсегда - с 25 ноября во главе НКВД встал Лаврентий Берия.

БЕРИИ приписывают двоякую роль в репрессивной политике после его прихода к руководству НКВД. Мол, с одной стороны, при нем начались-де смягчения. Но, с другой стороны, незаконные-де репрессии продолжались и при нем. Это, конечно, еще один подлый антибериевский миф.

Даже если мы возьмем уже упоминавшуюся и, на мой взгляд, сомнительную справку и.о. начальника 1-го спецотдела МВД СССР полковника Павлова от 11 декабря 1953 года, где сообщается, что в 1937–1938 годах к высшей мере наказания было приговорено якобы 681 692 человека, то из этой же справки мы узнаем, что за 1939–1940 годы к ВМН было приговорено всего 4201 человек.

Уменьшать реальную «расстрельную» цифру, относящуюся к деятельности Берии, хрущевцам и «демократам» было ни к чему. Разве что и ее они могли завысить, хотя в данном случае вряд ли.

Так вот, если учесть, что:

Антисоветская деятельность в эти два года внутри страны активизировалась в связи с общим обострением мировой военно-политической ситуации;

В эти два года в состав СССР вошли Западная Украина, Западная Белоруссия, Бессарабия и Северная Буковина, три Прибалтийские республики - а везде имелись, конечно, непримиримые враги Советской власти (одни бандеровцы чего стоили!);

В конце 1939 - начале 1940 года прошла советско-финская война;

Активизировалась деятельность прозападных кругов в кавказских и южных национальных республиках (ведь англо-французы весной 1940 года имели планы бомбить Баку и Батуми);

Не был окончательно изжит политический бандитизм, включая басмачество (полностью оно было ликвидировано лишь в 1945 году), то цифра в четыре тысячи расстрелянных за государственные преступления выглядит до удивления умеренной.

Однако более того!

Ни о каких необоснованных репрессиях (исключая неизбежные в такой сфере невольные «накладки») в НКВД Берии не могло быть и речи по существеннейшей причине! Удивляюсь, как это утверждающие обратное «упускают» из виду, что за неделю до снятия Ежова и назначения Берии, 17 ноября 1938 года, было принято подписанное Сталиным и Молотовым Постановление Совета Народных Комиссаров СССР и Центрального Комитета ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Тон и суть постановления были жесткими, адресация - вполне конкретной:

«Наркомам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД краев и областей, начальникам окружных, городских и районных (выделено здесь и ниже мною. - С.К.) отделений НКВД.

Прокурорам союзных и автономных республик, краев и областей, окружным, городским и районным прокурорам.

Секретарям ЦК нацкомпартий, крайкомов, обкомов, окружкомов и райкомов ВКП(б)».

В постановлении отмечалась большая работа органов НКВД в 1937–1938 годах по очистке СССР «от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников», а также «по разгрому шпионско-

диверсионной агентуры иностранных разведок, пробравшихся в СССР в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков из поляков, румын, финнов, немцев, латышей, эстонцев, «харбинцев» и пр.».

«Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию враждебных элементов, проведенные… в 1937–1938 годах при упрощенном ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры…

Главнейшими недостатками, выявленными за последнее время в работе органов НКВД и Прокуратуры, являются следующие:

Во-первых, работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочитая действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования.

Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой… работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для проведения массовых арестов…

Во-вторых, крупнейшим недостатком работы органов НКВД является глубоко укоренившийся упрощенный порядок расследования, при котором, как правило, следователь ограничивается от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными…»

Уважаемый читатель! Сама такая констатация в официальном документе, которым должны были руководствоваться десятки тысяч функционеров, была со стороны Сталина акцией беспрецедентной! Однако - вполне логичной: ведь и «операция» 1937–1938 годов была беспрецедентной, и беспрецедентными же были допущенные при ее проведении извращения. Значит, и меры по их выправлению должны были быть такими же.

И они такими и были. В постановляющей части, кроме прочего, указывалось:

«1. Запретить органам НКВД и Прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению….

2. Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских управлениях РК (рабоче-крестьянской. - С.К.) милиции…

Впредь все дела в точном соответствии с действующими законами о подсудности передавать на рассмотрение судов или Особого совещания при НКВД СССР.

3. При арестах органам НКВД и Прокуратуры руководствоваться следующим:

…б) при истребовании от прокуроров санкции на арест органы НКВД обязаны представлять мотивированное постановление и все обосновывающие необходимость ареста материалы…

г) органы Прокуратуры обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований.

Установить, что за каждый неправильный арест наряду с работниками НКВД несет ответственность и давший санкцию на арест прокурор…» и т. д.

Последняя же фраза постановления была таковой:

«СНК СССР и ЦК ВКП(б) предупреждают всех работников НКВД и Прокуратуры, что за малейшее нарушение советских законов и директив партии и правительства каждый работник НКВД и Прокуратуры, невзирая на лица, будет привлекаться к суровой судебной ответственности».

Не исключаю, что это не так чтобы широко известное сегодня постановление может кое у кого вызвать шок: «Как, и это - Сталин?! И это - 1938 год?!»

Возражения «демократов» известны: тиран-де Сталин поступил-де как всегда! Вначале санкционировал массовый террор, а когда он был проведен, в очередной раз (как и при коллективизации) выставил себя поборником справедливости. Но пусть мне приведут пример из истории любого народа в любую эпоху, когда тиран публично признал бы ошибки власти! И не просто признал на словах, а инициировал широкий процесс освобождения невинно пострадавших, не убоявшись того, к слову, что эти освобожденные, хлебнув лиха, теперь-то и станут его врагами.

Мог ли так поступать тиран?

Наконец, если бы Постановление СНК и ЦК было актом «на публику», то можно было бы ограничиться словесами в сочетании с освобождением части осужденных, но сохранить сам репрессивный механизм. А он-то и упразднялся! Тройки ликвидировались на всех уровнях! А Особое совещание при НКВД СССР - это лишь в Москве для особо важных дел государственного значения. И - без права вынесения «расстрельных» приговоров.

Так о каких незаконных и неправедных репрессиях могла идти речь после такого постановления? Какой прокурор поддался бы теперь «давлению» НКВД, не рискуя быть осужденным тройкой, но рискуя попасть под суд за невыполнение строгой партийно-государственной директивы?

Нет, вдумчивый анализ не оставляет камня на камне от попыток «демократов» сделать из большевика Сталина иезуита Лойолу, а из большевика Берии - Малюту Скуратова.

Постановление не публиковалось. Однако уже его широкая адресация - вплоть до «низового» аппарата - заранее программировала широкое ознакомление общественности страны с сутью дела. То есть замолчать и «спустить на тормозах» эту директиву «на местах» не смогли бы. К тому же документ был строго директивным! И вряд ли находилось много желающих рискнуть и пренебречь такой директивой.

| |

ГЕНРИХ ЯГОДА

Ягода Генрих Григорьевич (Генрих Гиршович Ягуда) (1891-1938), политический и государственный деятель. С 1920 член президиума ВЧК, с 1924 заместитель председателя ОГПУ при СНК СССР, генеральный комиссар государственной безопасности (1935), нарком внутренних дел СССР (1934-36). В 1936-37 нарком связи СССР. Член ЦК ВКП (б) с 1934. Возглавляя органы внутренних дел, был одним из главных исполнителей массовых репрессий. В 1937 выведен из ЦК и исключен из партии. Арестован в 1937, расстрелян в 1938.

Генрих Ягода (Генрих Гиршович Ягуда) - народный комиссар внутренних дел с 1934 г. по 1936 г., был главным подручным Сталина при проведении массовых репрессий.

Генрих Ягода родился в 1891 г. в семье часового мастера (по другим источникам - аптекаря) еврея Григория Ягоды (Гирши Филипповича Ягуды или Иегуды). Семья была многодетной: пять дочерей и три сына. В революционную деятельность своих детей вовлек Григорий Ягода, скрывавший у себя дома подпольную типографию. Старшая сестра Генриха Эсфирь и ее муж Константин Знаменский печатали в своей комнате листовки.

В партию большевиков Ягода вступил в 1907 г. Партийную работу вел в Нижнем Новгороде и Петрограде. Подвергался аресту и два года провел в ссылке. В 1915 г. Ягода был призван в армию, где по заданию партии занимался большевистской пропагандой и входил в боевую организацию большевиков. По некоторым сведениям, Ягода сотрудничал с царской полицией.

Ягода принял активное участие в Октябрьском перевороте. Затем работал в Высшей военной инспекции РККА, участвовал в гражданской войне на Южном и Юго-Восточном фронтах, где познакомился близко со Сталиным.

В 1919-1922 гг. Генрих Ягода состоял членом коллегии Наркомвнешторга. С 1920 г. он находился на руководящей работе в ВЧК, ГПУ-ОГПУ, НКВД.

Ягода с 1920 г. был вторым заместителем председателя ВЧК Феликса Дзержинского. Однако Дзержинский мало вникал после гражданской войны в дела ВЧК, больше занимаясь восстановлением экономики страны. Первый же заместитель председателя ВЧК, Менжинский, был тяжело и неизлечимо болен и практически не работал. Поэтому с самого начала работы органов ВЧК в мирное время Генрих Ягода стал их фактическим руководителем. В 1924 г. Ягода был назначен заместителем председателя ОГПУ. Заметим, что во главе большевистских карательных органов в основном находились люди не русской национальности: поляки Дзержинский и Менжинский, еврей Ягода, грузин Берия. И только Ежов был русским. Но Сталин приложил немало усилий, чтобы вначале подобрать подобного русского, а затем развратить его. В том, что в качестве держателей «карательного меча революции» Ленин, а затем Сталин выбирали нерусских, была у них своя большевистская логика. Инородцы с легкостью ради призрачных космополитических «идей» были способны безжалостно уничтожать основное русское (великорусское, малорусское и белорусское) население, чуждое им.

Почувствовав, что Сталин набрал силу, став генеральным секретарем, Ягода без колебаний сделал ставку на него в развернувшейся борьбе за власть. Ягода увидел в Сталине родственную душу - человека с преступными наклонностями. Сталин импонировал Ягоде своей необыкновенной силой воли, выдержкой и скрытностью, своим умением, подобно опытному уголовному авторитету, неизменно оказываться над схваткой противоборствующих групп в роли арбитра. Сталин импонировал Ягоде своей беспощадностью в борьбе с соперниками и полным отсутствием «интеллигентской болезни» других вождей партии - внутренней нравственности и морали.

Собственно, на примере Иосифа Сталина можно написать пособие о том, как стать уголовным авторитетом крупного масштаба. Практически, все методы и приемы, используемые уголовными авторитетами, были апробированы Сталиным в его борьбе с конкурентами, а затем использованы для сохранения его Системы. На внутрипартийных разборках Сталин всякий раз оказывался в роли арбитра (авторитета). Помогало ему в этом в 20-е годы твердая приверженность, до поры до времени, центристской здравой политической линии, предложенной Лениным. Первое, что делал Сталин - это давал возможность противнику вскрыть свои карты, терпеливо выжидал его решающей ошибки и не спешил сам что-то делать. У противника не выдерживали нервы, и он раскрывался, пытался предложить что-то иное, чем было у Сталина. И генсек легко выигрывал партию, опираясь на авторитет Ленина.

Генрих Ягода, сам человек с явно уголовными наклонностями, понял, что Сталин легко переиграет своих воспитанных оппонентов и добьется того, чего хочет.

Прошедший через тысячи скорых внесудебных расстрелов и казней Ягода, разумеется, не мог остаться прежним человеком. Все, что было в нем низменное, аморальное, вылезло наружу. Беззаконие порождало безнравственность.

При «помощи» Генриха Ягоды, по «долгу службы» организовавшего в своем ведомстве лабораторию по ядам и другим «нужным» препаратам, кремлевские врачи под надзором помощника Сталина так прооперировали наркома по военным и морским делам, председателя Реввоенсовета Михаила Фрунзе, что тот скончался после сравнительно легкой операции. Во время операции были использованы препараты, на которые у Фрунзе была сильнейшая аллергия, о чем должно было быть известно Ягоде и подчиненным ему кремлевским врачам.

Ягода организовал высылку Троцкого за границу.

Ягода обеспечил силовое «прикрытие» раскулачивания и насильственной коллективизации.

При Ягоде состоялся в 1928 г. процесс по сфабрикованному «шахтинскому делу». Были расстреляны и посажены в лагеря первые невинные жертвы.

При Ягоде в 1929 г. был тайно расстрелян старый революционер Яков Блюмкин, сторонник Троцкого. Это был первый расстрел без суда и следствия видного члена партии, сотрудника НКВД.

При Ягоде в ноябре 1930 г. состоялся показательный устрашающий процесс над учеными-экономистами из ВСНХ, Госплана, Академии наук (процесс по делу «Промпартии»).

При Ягоде состоялся процесс по делу «Союзного бюро меньшевиков».

При Ягоде были репрессированы выдающиеся ученые аграрники Н.Д. Кондратьев и А.В. Чаянов.

При Ягоде были репрессированы многие высшие командиры Красной Армии, бывшие царские офицеры (военспецы).

При Ягоде был осужден старый большевик Рютин.

При Ягоде был убит Киров (участие самого Ягоды в этом преступлении не доказано).

При Ягоде был фактически изолирован от общественности и «посажен» под домашний арест Максим Горький, порой выступавший против преследований, арестов и расстрелов старых большевиков. По одной из правдоподобных версий Ягода с помощью своих ядов и снадобий «поспособствовал» ухудшению состояния здоровья Горького во время застарелой болезни легких писателя. Он постоянно, забросив другие дела, крутился в доме Горького во время болезни писателя. После смерти Горького лечившие его врачи были уничтожены, а затем расстрелян и сам Ягода.

При Ягоде был создан ГУЛАГ.

При Ягоде были сфабрикованы дело о «Московском центре» и «Кремлевское дело» и были осуждены по ним Зиновьев, Каменев и другие видные большевики.

При Ягоде состоялся первый открытый суд-фарс над Зиновьевым, Каменевым и другими большевиками.

Генрих Ягода лишь однажды явно пошел против Сталина. На июльском Пленуме ЦК 1928 г. он поддержал предложение Бухарина, Рыкова и Томского о ликвидации чрезвычайщины («троек»). В СССР существовала еще с 1924 г. практика: на любой территории страны решением ЦИК СССР можно было ввести чрезвычайное положение. При этом действие законов прекращалось, и вся власть переходила в руки большой тройки - секретаря соответствующего парткомитета, председателя исполкома и полномочного представителя ОГПУ. Почти все территории СССР прошли через ЧП. Вероятно, даже Ягоду напугала чудовищные сущность и намерения Сталина, активно использовавшего в своих целях ЧП.

Ягоду открыто ненавидели и презирали все видные члены Политбюро, кроме Сталина. Неоднократно члены Политбюро требовали его замены на посту наркома внутренних дел. Особенно не мог терпеть Ягоду «железный» Лазарь Каганович, даже предложивший Сталину в 1932 г. свою кандидатуру на должность наркома внутренних дел. Угодливый и уважающий силу Ягода пытался подобрать ключи к Кагановичу, но у него из этого ничего не получилось. Враждовал с Ягодой и Ворошилов, боровшийся против всесильных отделов НКВД в армии. Не любили его Орджоникидзе и Киров.

А Сталину для утоления его ненасытной жажды власти Ягода был нужен. Он не собирался отдавать в другие руки НКВД, фактическим руководителем которого был он сам.

В 1936 г. после завершения суда над Зиновьевым, Каменевым и другими большевиками Ягода достиг вершины своей карьеры. Он получил звание генерального комиссара государственной безопасности, равное званию Маршала, переехал в кремлевскую квартиру. Сталин пообещал ввести его в состав Политбюро, был с ним доброжелателен и приветлив. Ни один жест, ни одно слово, ни один взгляд не выдавал Ягоде действительных намерений Сталина в отношении его судьбы. И вдруг - неожиданный перевод наркомом почты и связи и последующий арест. Ягода был так потрясен, что начал заговариваться в одиночной камере. Новый нарком внутренних дел Ежов поспешил прислать к нему врача, опасаясь, что Ягода свихнется еще до начала открытого суда и не выполнит на нем предписанную ему роль. А он был необходим Сталину на этом процессе.

К этому времени многим проницательным большевикам, крупным советским руководителям, не говоря уже о Троцком и загранице, стало ясно, что убийство Сергея Кирова было совершено по заданию Сталина. Запоздало, но начал прозревать и сам Сталин, некоторое время пребывавший в сладкой уверенности полного успеха процесса-фарса над «убийцами» Зиновьевым, Каменевым и их «подельниками». До Сталина, наконец, дошло, что получилось далеко не все так гладко с сокрытием его участия в преступлении, как он это предполагал. И он решил сделать новый неожиданный ход - переложить всю вину за организацию убийства Кирова на Ягоду, подключив его задним числом к уже расстрелянным Зиновьеву и Каменеву.

В 1936 г. Ягода был переведен наркомом почты и связи.

Сменив Ягоду на посту наркома НКВД, Николай Ежов приступил к чистке наркомата от людей своего предшественника. Всего было арестовано и расстреляно около трех тысяч сотрудников НКВД. 3 апреля 1937 г. было объявлено и об аресте Ягоды.

Во время следствия Ягода заявил в камере начальнику Иностранного отдела НКВД Слуцкому, навещавшему его по поручению Ежова: - Напиши в докладе Ежову, что Бог все-таки существует!

Что такое? - удивился Слуцкий.

Очень просто, - с усмешкой продолжил Ягода. - От Сталина я не заслужил ничего, кроме благодарности за верную службу; от Бога я должен был заслужить самое суровое наказание за то, что тысячу раз нарушал его заповеди. Теперь погляди, где я нахожусь, и суди сам: есть Бог или нет.

Проходил Ягода по одному делу вместе с Рыковым и Бухариным. Он «признался» в убийствах Кирова, Горького, Менжинского, Куйбышева, М.А. Пешкова. Впрочем, часть этих признаний, особенно в отношении Кирова, вероятно, соответствовала действительности. Ягода на суде отказался признать себя иностранным шпионом, на чем, однако, следователи особо не настаивали.

В марте 1938 г. Генрих Ягода был расстрелян, унеся с собой в небытие часть страшных сталинских тайн.

Ближайшие родственники Ягоды и его жена были репрессированы и погибли. Мать в кругу родных прокляла Генриха Ягоду. В живых остался только сын Генрих, освобожденный по амнистии в 1953 г. Он стал инженером и жил под чужим именем.

НИКОЛАЙ ЕЖОВ

Ежов Николай Иванович (1895-1940), политический и государственный деятель, генеральный комиссар государственной безопасности (1937), нарком внутренних дел СССР в 1936-38. С 1922 на партийной работе. В 1935-39 секретарь ЦК ВКП(б). В 1938-39 нарком водного транспорта СССР. Член ЦК ВКП(б) в 1934-39. Кандидат в члены Политбюро ЦК в 1937-39. Член Оргбюро ЦК в 1934-39. С 1934 зам.председателя, в 1935-39 председатель КПК при ЦК ВКП(б). В 1939 арестован, расстрелян. Возглавляя органы внутренних дел, был одним из главных исполнителей массовых репрессий.

Ежов Николай Иванович - один из главных сталинских организаторов и исполнителей массовых репрессий.

Родился Николай Ежов в Петербурге в семье рабочего, русский. В 14 лет, не окончив начальной школы, он пошел работать на Путиловский завод. В годы первой мировой войны Ежов служил в армии в запасном батальоне, работал в артиллерийских мастерских Северного фронта. В 1917 г. вступил в партию большевиков, участвовал в создании красногвардейских отрядов в Витебске. В гражданскую войну Николай Ежов воевал в качестве военного комиссара. С 1922 г. Ежов на высокой партийной работе - секретарь Семипалатинского губкома, далее - секретарь Казахского краевого комитета партии. Затем его перевели в Москву на работу в ЦК и правительстве.

С 1927 г. Ежов - зав. орготделом, зав. промышленным отделом, зав. Отделом кадров ЦК ВКП(б). Поработал он и заместителем наркома земледелия (1929-30 гг.).

С 1934 г. новый виток карьеры - член ЦК, член Оргбюро ЦК, заместитель председателя КПК при ЦК ВКП(б).

Приведенный выше список должностей Ежова свидетельствует о тщательном отборе Сталиным своих «кадров» и всесторонней их проверке. Сталин «заботливо» выращивал будущего «маленького» наркома, рьяного исполнителя массовых репрессий 1937-38 годов.

Невзрачный, маленький, щуплый, вероятно, с комплексом неполноценности, он полностью подходил Сталину. Его исполнительность, нечистоплотность, готовность выполнить любое незаконное задание, услужливость вполне устраивали Сталина для той роли, к которой он готовил маленького садиста.

Сталин последовательно повышал и одновременно проверял Ежова. В 1933 году он был введен в состав Центральной комиссии по третьей чистке партии, проводимой по решению январского Пленума ВКП(б) этого года. Работа в комиссии придала ему недостающий вес в партии. Ведь Николай Ежов на этой временной должности решал судьбы десятков тысяч коммунистов, включая старых большевиков.

Еще более усилились позиции Ежова в 1934 году, когда ему была поручена организационно-хозяйственная подготовка XVII съезда партии. Он ревностно выполнил все поручения и желания Сталина, включая тайные: следил, в частности, за процедурой голосования, за поведением бывших и вероятных настоящих и будущих противников генсека, выявлял голосовавших против Сталина. Ежов был «достойно» вознагражден генсеком за свое рвение. Он вошел в ЦК, КПК, Оргбюро ЦК ВКП(б).

В 1934 году Сталин после убийства Сергея Кирова лично поручил именно Ежову контроль за ходом следствия. Это уже было явным недоверием наркому внутренних дел Генриху Ягоде и очередным возвышением Ежова. Генрих Ягода пока еще не догадывался, что ему исподволь готовилась замена. Да и он, старый большевик, проявлял некоторые колебания в отношении фальсификации дела Зиновьева и Каменева, чем немало раздражал Сталина.

В 1935 году Сталин вывел Николая Ежова и на международную арену: тот был «избран» членом Исполкома Коминтерна. Ежов сразу начал с подачи Сталина качать права в Коминтерне. Он быстро выжил (по желанию Сталина) старого большевика И.А. Пятницкого, секретаря Исполкома, из этой международной коммунистической организации.

В 1935 году Николая Ежова избрали секретарем ЦК и председателем Комиссии партийного контроля. Он сосредоточил в своих руках огромную исполнительную власть, стал куратором НКВД, но как был, так и остался полностью зависимым от прихотей и желаний Сталина.

Николай Ежов по заданиям Сталина непрерывно фабрикует различные «дела»: о «троцкистских заговорах», о «кремлевском заговоре», дело Зиновьева и Каменева и т.д.

Рьяно выполняя задания генсека, Ежов успешно прошел все стадии сталинских испытаний, и в 1936 г. был назначен наркомом внутренних дел.

Николай Ежов, придя в НКВД, первым делом принялся за чистку наркомата от людей предшественника. Он забаррикадировался под мощной личной охраной в одном из крыльев здания и оттуда отдавал приказы и распоряжения. Ежов отдал распоряжение выехать всем начальникам отделов в различные города в командировки. Все они были арестованы в поездах следования. Затем он повторил тот же маневр с заместителями начальников отделов. Одновременно он сменил охрану на важнейших объектах. Всего было арестовано и расстреляно около трех тысяч сотрудников НКВД.

Ежов ревностно отрабатывал не по заслугам дарованные Сталиным ему должности и регалии. В СССР этот период получил название «ежовщины», а методы допросов и пыток, практикуемые в застенках НКВД, - «ежовыми рукавицами». Сотни тысяч, миллионы партийных, советских, военных руководителей и рядовых граждан страны прошли через «ежовые рукавицы», теряя под невыносимыми пытками свое человеческое достоинство и жизни.

Ежов по указанию Сталина начал с арестов, суда и расстрела в подвалах НКВД лучших военачальников страны - Тухачевского, Уборевича, Корка, Якира и других. Одновременно он руководил «подготовкой» к процессам-фарсам по «делам» большевиков из «ленинской гвардии» - Сокольникова, Пятакова, Радека, Бухарина, Рыкова и других. Он подготовил и осуществил репрессии в отношении Бубнова, Косиора, Рудзутака, Пятницкого, Постышева и других высоких руководителей, входивших в партийную элиту. Подавляющее большинство старых большевиков были приговорены на этих процессах и закрытых судах к смертной казни и расстреляны, остальные погибли в лагерях.

В январе 1937 г. Ежову было присвоено звание Генерального комиссара государственной безопасности - звание, эквивалентное званию Маршала Советского Союза. Он стал кандидатом в члены Политбюро. Народный казахский поэт Джамбул Джабаев написал о Ежове:

Враги нашей жизни, враги миллионов, -

Ползут к нам троцкистские банды шпионов,

Бухаринцы, хитрые змеи болот,

Националистов озлобленный сброд.

Они ликовали, неся нам оковы,

Но звери попали в капканы Ежова.

Великого Сталина преданный друг,

Ежов разорвал их предательский круг.

В личном плане Ежов был человеком мелким и по росту, и по человеческим качествам. Он был ничтожным и циничным, лишенным каких-либо моральных устоев пьяницей. Современники писали о нем, что в его облике было что-то зловещее, внушающее ужас. Женщины, работавшие в НКВД, зная его садистские наклонности, старались не встречаться с ним в коридорах, а если он вызывал, то переступали порог его кабинета с ужасом. Иосиф Сталин высмотрел и поднял наверх именно такого ничтожного человека с явными отклонениями психики от нормы. Именно такой человек вполне подходил Сталину для исполнения грязных дел, для расправ над невинными людьми.

Как секретарь ЦК и председатель КПК Николай Ежов возглавлял комиссии по «делам» видных большевиков, выступал по заданию Сталина на Пленумах ЦК и Политбюро с обвинительными речами в адрес очередных жертв репрессий, готовил на них «материалы» лично для Сталина. Допросы арестованных с участием членов Политбюро Ежов сам тщательно репетировал, «основательно» готовя к ним следователей и жертвы.

Популярность Николая Ежова, основанная на страхе перед всемогущим наркомом НКВД достигла пика. Его имя постоянно упоминали рядом с именем Сталина. Стихи Джамбула тому подтверждение. Сталина это не могло удовлетворять. Маленький нарком начал, благодаря усердным славословиям советской прессы, вырастать в «большого». Ежова получил в среде большевиков разные титулы: Николай Третий, Колька Кровавый... В стране во всех регионах бушевали массовые «плановые» репрессии по спущенным сверху из НКВД разнарядкам. В стремлении услужить хозяину, Ежов терял чувство меры: он предложил переименовать Москву в Сталинодар. В конце концов, вождя «всех времен и народов» стала тяготить близость к нему кровавого палача, непосредственного исполнителя его же указаний. Ежов, выполнив для Сталина свою «работу», был освобожден от должности наркома внутренних дел 24 ноября 1938 г. «Убрал» Сталин Кольку Кровавого с должности наркома внутренних дел постепенно, проявив обычную для него осторожность и осмотрительность. 22 августа Сталин назначил его первым заместителем Л.П. Берию, который быстро взял реальную власть в наркомате в свои руки. 19 ноября работа Ежова была подвергнута разносной критике на заседании Политбюро. Ежов понял, что его время закончилось, и написал 23 ноября заявление с просьбой об освобождении с поста наркома внутренних дел. Уже 24 ноября он был снят с этой ключевой должности. Ежов временно сохранил за собой должность наркома водного транспорта (на эту должность Ежов был назначен по совместительству 8 апреля 1938 г.). Остался Ежов временно также секретарем ЦК и председателем КПК. Подобный перевод на второстепенную должность означал неминуемый арест, что лучше других знал сам Ежов. Первый звонок последовал от нового начальника, Председателя СНК СССР Вячеслава Молотова. 10 января 1939 г. В.М. Молотов объявил Ежову выговор за плохое исполнение обязанностей наркома водного транспорта. Работал, ощутив себя обреченным, Ежов из рук вон плохо. Постоянно опаздывал на работу, пьянствовал. В марте Ежова сняли с должности наркома, вывели из Политбюро, Оргбюро, ЦК и уничтожили его портреты.

10 апреля 1939 г. Ежов был арестован по обвинению в участии в заговорах и шпионаже. Допрашивал его сам Лаврентий Берия, как сравнительно недавно допрашивал и Николай Ежов своего предшественника Генриха Ягоду. На допросах Ежов усердно занимался саморазоблачением и самобичеванием. Он признавался во всех приписанных ему преступлениях и охотно давал «показания» на других (Ежов был обвинен в измене и шпионаже в пользу Польши, Германии, Англии, Японии, организации антисоветского заговора в НКВД, подготовке государственного переворота и т.д.). Ежов согласился даже на изменение своего происхождения и национальности. Под давлением следователя он «стал» сыном владельца борделя и литовки. Берии пришлось даже сдерживать рвение бывшего наркома, упрятав часть показаний в сейфы (в частности, на Буденного, Шапошникова, Литвинова, Вышинского).

Приговором Военной коллегии Верховного суда СССР 3 февраля 1940 г. Ежов был приговорен к высшей мере наказания, расстрелян 4 февраля.

До своего ареста Ежов (версия следствия) по одним сведениям успел отравить свою собственную жену (люминалом). По другим - она покончила жизнь самоубийством (что более вероятно). Евгению Соломоновну Ежову (Халютину, Гладун) Сталин начал подозревать в различных грехах еще в бытность Николая Ежова наркомом внутренних дел. Главным ее недостатком в глазах генсека были ее незаурядный ум и глубокие знания. Ходили слухи, что она верховодила своим полуграмотным мужем. Ну а политически активных женщин, жен высших руководителей, Сталин не переносил. Евгения Соломоновна отравилась (в 34 года) таблетками люминала 19 ноября 1938 года, в день разносной критики работы ее мужа на заседании Политбюро. Вероятно, эти два события были тесно связаны между собой. Незадолго до смерти Евгении Соломоновны Сталин пригласил Ежова к себе и рекомендовал наркому развестись с женой, так как она была «уличена в порочащих ее связях с троцкистскими шпионами»

В июне 1998 года Военная коллегия Верховного суда Российской Федерации рассмотрела просьбу приемной дочери Ежова Натальи о его посмертной реабилитации. 4 июня Военная коллегия Верховного суда под председательством генерал-лейтенанта юстиции А. Уколова вынесла определение: Николай Ежов реабилитации не подлежит. С Ежова были сняты недоказанные обвинения в шпионаже и организации убийства жены, но оставлено обвинение в ответственности за организацию массовых репрессий. По данным НКВД в 1937 году было арестовано за «контрреволюционные преступления 936750 человек, в 1938 - 638509. Из них расстреляно: в 1937 году - 353074, в 1938 - 328618». Эти жизни невинных людей на совести Николая Ежова, Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова, Берии, Вышинского, Ульриха, Мехлиса и других руководителей из сталинского окружения. Большинство из них так и не разделили ответственность за эти преступления с Николаем Ежовым.

Артем Кречетникови-би-си, Москва

Последнее обновление: среда, 9 апреля 2014 г., 19:37 GMT 23:37 MCK

75 лет назад, 10 апреля 1939 года, был арестован бывший нарком внутренних дел СССР Николай Ежов, которого поэт Джамбул называл "сталинским батыром", а его жертвы - "кровавым карликом".

Немногие политические деятели, особенно не возглавлявшие государство, дали свое имя эпохе. Николай Ежов - из их числа.

По словам Александра Твардовского, Сталин "умел своих ошибок ворох перенести на чей-то счет". Массовые репрессии 1937-1938 годов остались в истории как ежовщина, хотя справедливее было бы говорить о сталинщине

В отличие от профессиональных чекистов Менжинского, Ягоды и Берии, Ежов был партийным работником.

Окончив три класса начального училища, он оказался самым малообразованным руководителем советских/российских спецслужб за всю историю.

Карликом его называли из-за роста - всего 154 сантиметра.

Николай Ежов родился 22 апреля (1 мая) 1895 года в селе Вейверы Мариампольского уезда Сувалкской губернии (ныне Литва).

По данным его биографа Алексея Павлюкова, отец будущего наркома Иван Ежов служил в полиции. Впоследствии Ежов утверждал, что является потомственным пролетарием, сыном рабочего Путиловского завода, и сам успел потрудиться там же слесарем, хотя в реальности учился частным образом портняжному делу.

О времени своего присоединения к большевикам он тоже, мягко выражаясь, сообщал неверные сведения: указывал в автобиографиях март 1917 года, тогда как, согласно документам Витебской городской организации РСДРП, это случилось 3 августа.

В июне 1915 года Ежов пошел добровольцем в армию, и после легкого ранения был переведен на должность писаря. В Красную армию был призван в апреле 1919 года, и снова служил писарем при школе военных радистов в Саратове. Спустя полгода стал комиссаром школы.

Карьера Ежова пошла в гору после перевода в Москву в сентябре 1921 года. Уже через пять месяцев Оргбюро ЦК направило его секретарем губкома в Марийскую автономную область.

В то время недалекие острословыНажать прозвали Сталина "товарищ Картотеков" . Пока остальные "вожди", упиваясь собой, рассуждали о мировой революции, Сталин и его сотрудники целыми днями возились с карточками, которые они завели на тысячи "перспективных партийцев".

" Ежова отличали природная сметка и рабоче-крестьянский практический ум, чутье, умение ориентироваться. И бесконечная преданность Сталину. Не показная. Искренняя!"

Владимир Некрасов, историк

Только в 1922 году секретариат ЦК и созданный Сталиным Учетно-распределительный отдел произвели более 10 тысяч назначений в партийном и государственном аппарате, сменили 42 секретаря губкомов.

Подолгу на одном месте номенклатурщики в то время не задерживались. Ежов работал в Казахстане и Киргизии, в декабре 1925 года на XIV съезде ВКП(б) познакомился с Иваном Москвиным, который через два месяца возглавил Орграспредотдел ЦК и забрал Ежова к себе инструктором.

В ноябре 1930 года Ежов занял место Москвина. К этому же времени, по имеющимся данным, относится его личное знакомство со Сталиным.

"Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным - он все сделает. У Ежова есть только один недостаток: он не умеет останавливаться. Иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить", - сказал Москвин своему зятю Льву Разгону, пережившему ГУЛАГ и ставшему известным писателем.

Москвин каждый день приезжал домой обедать и частенько привозил с собой Ежова. Жена патрона называла его "воробышком" и старалась получше накормить.

В 1937 году Москвин получил "10 лет без права переписки". Наложив на рапорт стандартную резолюцию: "Арестовать", Ежов приписал: "И жену его тоже".

Софью Москвину обвинили в том, что она по заданию английской разведки пыталась отравить Ежова, и расстреляли. Если бы не вмешательство бывшего друга дома, отделалась бы отправкой в лагерь.

К чекистским делам Ежов оказался причастен после убийства Кирова.

"Ежов вызвал меня к себе на дачу. Свидание носило конспиративный характер. Ежов передал указание Сталина на ошибки, допускаемые следствием по делу троцкистского центра, и поручил принять меры, чтобы вскрыть троцкистский центр, выявить явно невскрытую террористическую банду и личную роль Троцкого в этом деле", - докладывал Ягоде один из его заместителей Яков Агранов.

" Мечта о мировой революции уехала вместе с Троцким, а предложить поднявшимся из грязи в князи деревенским люмпенам идею всеобщего равенства и братства не мог себе позволить даже сам Хозяин. Ему только и оставалось, что стрелять одних "красных бояр" для острастки других"

Марк Солонин, историк

До 1937 года Ежов не производил впечатления демонической личности. Он был общителен, галантен с дамами, любил стихи Есенина, охотно участвовал в застольях и плясал "русскую".

Писатель Юрий Домбровский, чьи знакомые знали Ежова лично, утверждал, что среди них "не было ни одного, кто сказал бы о Ежове плохо, это был отзывчивый, гуманный, мягкий, тактичный человек".

Надежда Мандельштам, познакомившаяся с Ежовым в Сухуми летом 1930 года, вспоминала о нем как о "скромном и довольно приятном человеке", который дарил ей розы и часто подвозил их с мужем на своей машине.

Тем удивительнее случившаяся с ним метаморфоза.

"Ежова заслуженно считают самым кровавым палачом в истории России. Но любой сталинский назначенец делал бы на его месте то же самое. Ежов не был исчадием ада, он был исчадием номенклатуры", - писал историк Михаил Восленский.

ЛАВРЕНТИЙ БЕРИЯ

Берия Лаврентий Павлович (1899-1953), политический и государственный деятель. Член РСДРП с 1917. С 1921 на руководящих постах в ЧК - ГПУ Закавказья. В 1931-38 1-й секретарь ЦК КП(б) Грузии. В 1938-45 нарком, в 1953 министр внутренних дел СССР. В 1941-53 зам.председателя СНК (СМ) СССР. С 1941 член, с 1944 зам.председателя ГКО. Член ЦК партии в 1934-53, член Политбюро (Президиума) ЦК в 1946-53 (кандидат с 1939). Герой Соц.Труда (1943). Маршал Советского Союза (1945). Входил в ближайшее политическое окружение И.В. Сталина; один из наиболее активных организаторов массовых репрессий 1930-х - нач.50-х гг. В июне 1953 арестован, по обвинению в заговоре с целью захвата власти по приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР в декабре 1953 расстрелян.

Берия Лаврентий Павлович (1899-1953) - последний сталинский нарком внутренних дел из тройки Ягода - Ежов - Берия. Родился Берия в селении Мерхаули в Абхазии в крестьянской семье, грузин. Окончил Сухумское начальное училище, затем в 1919 году Бакинское среднее механико-строительное училище. До 1920 года молодой Берия выполнял различные задания нелегального Кавказского бюро РСДРП(б), в том числе служил некоторое время в мусаватистской разведке, которую контролировали англичане. В 1920 году Берия участвовал в подготовке вторжения 11 армии в независимую Грузию, за что подвергался арестам и высылался из Грузии.

В 1921 году Берия работал управделами ЦК КП Азербайджана, а затем секретарем Чрезвычайной Комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих. С апреля 1922 г. Берия был переведен на чекистскую работу заместителем начальника секретно-оперативной части ЧК Азербайджана. Тут он и проявил себя при уничтожении эсеров и прочих «контрреволюционеров». В конце 1922 года Берию перевели в Грузию на ту же должность. Здесь он преследовал и расстреливал грузинских социал-демократов (меньшевиков), за что был награжден орденом Красного Знамени.

В 1924 году Берия принял самое активное участие в подавлении восстания в Грузии, которое возглавили национал-демократы и меньшевики. Все руководители восстания были расстреляны, хотя во время переговоров им было обещано сохранение жизней в случае сложения оружия и самороспуска.

Во второй половине 20-х годов Берия возглавил органы ГПУ в Грузии. Он неукоснительно следовал в фарватере политики Сталина, был его личным информатором. Берия осуществил в Грузии тотальную чистку, последовательно уничтожив всех сторонников недругов Сталина (Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина...). Возглавляя органы ГПУ, Берия вынужден был подчиняться партийным руководителям, что не удовлетворяла его. Он умело интриговал против руководителей Грузии и Закавказья, даже просил Москву о своей отставке (как неоднократно делал и Сталин). В отставку его не отпустили, а назначили в 1931 году 1-м секретарем ЦК КП Грузии и 2-м секретарем Закавказского краевого комитета ВКП(б). Через год он стал 1-м секретарем краевого комитета.

Берия был, пожалуй, самым хитрым и умным из тройки сталинских наркомов внутренних дел и сумел пережить Сталина, однако не надолго. Первый шаг к своему восхождению к телу Сталина и вершинам власти дальновидный Лаврентий Берия сделал еще в 1924 г., когда выдвинул версию о том, что партия большевиков возникла якобы из двух центров: из петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», возглавляемого Лениным, и из другого центра - в Закавказье, возглавляемого Сталиным. Так, осторожно, Берия капнул маслица в слабый огонек будущей сталинской теории двух вождей, двух центров революции. В 1935 г. Берия уже выступил с докладом на эту тему и опубликовал книгу «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Роль Сталина в революционном движении была Берией невероятно раздута. Начались извращения и фальсификация истории России и СССР 20 века. За книгу Берия получил Ленинскую премию. Своей ложной версией Лаврентий Берия сделал очень важное для Сталина дело - поставил его рядом с Лениным. Причем он проделал эту ценную для Сталина работу по своей инициативе и без участия генсека. Доклад и книга стали для генсека приятным сюрпризом.

Берия всячески раздувал на Кавказе культ личности Сталина, не забывая и о себе. Он взял под опеку престарелую мать генсека, создал музей Сталина, раздул небольшой инцидент с пограничниками в «покушение на товарища Сталина». Во время морской прогулки катер генсека был по ошибке обстрелян пограничниками в контрольно-пропускном пункте «Пицунда». Командира отделения Лаврова приговорили к 5-ти годам заключения, а в 1937 году расстреляли. Берия постарался показать себя в этом эпизоде главным радетелем за жизнь и безопасность мнительного генсека.

Своих противников и соперников Лаврентий Берия уничтожал безжалостно и, порой, собственноручно. В соответствии с рядом источников в его доме был отравлен руководитель коммунистов Абхазии Нестор Лакоба, товарищ Сталина (История России в портретах. Смоленск. «Русич».1996.). Берия якобы застрелил в своем кабинете и секретаря ЦК Армении Агаси Ханджяна (по другой версии Ханджян сам застрелился).

В 1938 г. Берию перевели в Москву и назначили заместителем Ежова, заместителем наркома НКВД (22 августа 1938 г.). Ежов уже свое отработал и стал олицетворением беззакония и зла, как для страны, так и для заграницы. На него можно было списать содеянное и двигаться дальше по тому же пути беззакония и репрессий. 11 сентября Берии Указом Президиума ВС СССР было присвоено звание комиссара госбезопасности I ранга.

Расчетливый и хитрый Лаврентий Берия быстро справился с опустившимся Ежовым. Берия сменил его на посту наркома внутренних дел 25 ноября 1938 г. Ежов вскоре был арестован, а затем расстрелян.

Берия очень быстро набрал силу, постоянно памятуя о том, от кого зависит его судьба - о Хозяине. Сталин мог оскорбить при всех Берию, плеснуть ему в лицо вино или чай. Отношения между ними были отношениями слуги и хозяина. Сталину постоянно нужен был такой человек в его окружении, которого бы панически боялись все, кроме него самого. Пугалами служили Ягода, Ежов, теперь Берия.

В марте 1939 г. Берия стал кандидатом в члены Политбюро.

Репрессии 1937-38 гг. опустошили руководящие кадры страны. Министерства были укомплектованы на треть, не хватало квалифицированных специалистов. Они были расстреляны или томились в ГУЛАГе. В армии репрессии достигли еще больших масштабов. Катастрофически стало не хватать командиров высшего и среднего звена. Полками командовали лейтенанты.

Сталин почувствовал, что нужен перерыв в репрессиях, да и сажать и стрелять было уже почти некого. Прошлые репрессии были списаны на Ежова, и надо было показать стране и миру свою «высшую справедливость».

Он дал указание Берии вернуть из лагерей некоторых командиров и крупных ученых, в частности, Рокоссовского, Мерецкова, Горбатова, Тюленева, авиаконструктора Туполева, физика Ландау, будущего лауреата Нобелевской премии. Однако Маршала Блюхера, арестованного еще Ежовым, Сталин не позволил выпустить. Мужественный Маршал не признавал себя ни шпионом, ни фашистом. Он не подписывал дикую напраслину на себя и этим раздражал тирана. Какой-то там Блюхер, простой человек, а выдерживал напор всей мощи созданной им Системы, его машины репрессий!

Новый сталинский нарком Берия рьяно старался выполнить указание Сталина - сломить волю Блюхера. Маршала видели после очередного допроса очевидцы, у него был выбит глаз, а лицо и тело представляли сплошную рану.

Новые палачи НКВД теперь уже под руководством нового наркома Берии выбивались из сил, чтобы сломить сопротивление прославленного Маршала. Следователи НКВД так и не смогли сломить Блюхера и в ярости забили его до смерти.

С этого убийства Берия начал свою кровавую деятельность на посту наркома внутренних дел. Вскоре Берия по поручению Сталина вновь раскрутил маховик массовых репрессий.

Берия руководил также некоторыми операциями советской разведки за рубежом. В частности, по поручению Сталина он организовал убийство Троцкого в Мексике. Сталин наконец-то утолил свою жажду мести по отношению к Троцкому - уничтожил своего главного врага жизни, последнего, помимо него самого, члена «ленинского» Политбюро.

Как руководитель одной из ветвей внешней разведки Берия разделяет со Сталиным ответственность за мнимую «внезап-ность» нападения Германии и ее союзников на СССР.

3 февраля 1941 года НКВД был разделен на два наркомата: НКВД и НКГБ. Берия остался наркомом НКВД, а в качестве компенсации дополнительно получил должность заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров СССР. Дело в том, что до раздела НКВД это ведомство превратилось усилиями Берии и его предшественников в государство в государстве. Это, вероятно, стало беспокоить подозрительного генсека. НКВД осуществляло строительство, вело дорожное хозяйство, в его ведение входили военное снабжение, охрана всего важного, ГУЛАГ, милиция, пожарники, архивы, Центральный отдел ЗАКС и т.д. Наркомом государственной безопасности Сталин назначил В.Н. Меркулова, которого курировал в основном сам лично.

С началом войны 27 июля 1941 года Сталин, однако, провел обратную реорганизацию НКВД, назначив Берию наркомом объединенного наркомата внутренних дел. Меркулов был назначен его первым заместителем..

Воспоминания современников о деятельности Берии в годы войны негативны и тенденциозны. Никто не вспоминает о нем хорошо. Но он состоял членом ГКО, возглавлял НКВД, был заместителем Сталина в правительстве, и на этих высоких постах внес немалый вклад в создание оборонной промышленности и производство оружия и боеприпасов. Во время войны Берия руководил ГУЛАГом, в котором в нечеловеческих условиях работали около 15 миллионов человек. Берия осуществил чудовищное по своей жестокости массовое насильственное выселение северокавказских народов с их родных мест (чеченцев, ингушей, калмыков, балкарцев, карачаевцев) в восточные регионы страны. За эту операцию Берия получил орден Суворова I степени. Под его «руководством» были выселены из Крыма летом 1944 года татары, греки, армяне.

В апреле 1943 года НКВД был вновь разделен. Наркомом госбезопасности был назначен все тот же Меркулов.

Берия стал, по воле Сталина, Маршалом Советского Союза (9 июля 1945 г.), Героем Социалистического Труда (1943 г.).

29 декабря 1945 г. Берия был освобожден от обязанностей наркома внутренних дел. Сталин продолжал тасовать кадры в карательных органах, не давая никому засидеться в них. Наркомом внутренних дел был назначен С.Н. Круглов.

В марте 1946 г. Пленум ЦК партии по предложению Сталина утвердил Берию членом Политбюро (кандидат с 1939 г.).

После войны Берия руководил проектом создания атомной бомбы в СССР. Первый советский атомный взрыв был совершен в 1949 г. Сотрудники наркомата Берии сумели завербовать американских ученых-атомщиков, а также других специалистов и получить в распоряжение советских ученых многие секретные результаты и материалы американских исследований и открытий в этой области, которые существенно ускорили создание советской атомной бомбы.

По свидетельству современников и из материалов суда над ним следует, что Берия вел крайне распутный образ жизни. Он принуждал к интимной связи жен и дочерей обвиняемых. По Москве разъезжала спецмашина, из которой подручные Берии высматривали ему очередных жертв. Люди Берии по его приказу преследовали приглянувшихся «хозяину» красивых женщин, угрозами и силой принуждали их ехать к нему в кабинет. Сталин знал о «художествах» Берии, но держал этот компромат про запас.

Во время смертельной болезни Сталина Лаврентий Берия полностью командовал на кунцевской даче, где лежал без сознания генеральный секретарь. Вячеслав Молотов вспоминал:

«Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался говорить, но сознание к нему так и не вернулось. Когда пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал ему руки. Корчило Сталина, разные такие моменты были. Вот тогда Берия держался Сталина! У-у! Готов был...

Не исключено, что Берия приложил руку к его смерти... Сказал: «Я его убрал». Вроде посодействовал мне (Молотов был в опале у Сталина в последние годы его жизни)».

После смерти Сталина Лаврентий Берия, лишенный генсеком в последние годы реальной власти, договорился, прежде всего, с Маленковым о разделе власти. Маленкова и Берию связывали долгие годы личной дружбы. К высотам власти они шли единым тандемом.

Маленков был назначен Председателем Совета Министров, т.е. на должность, которую занимал Сталин. Берия стал одним из четырех первых заместителей, а главное, он занял вторую ключевую должность - министра реорганизованного МВД, включившего в себя бывшее министерство госбезопасности. Таким образом все силовые карательные структуры вновь оказались под началом Берии. Численность войск МВД, оказавшихся под его командованием, превышала 1 миллион человек.

Другие основные руководящие должности заняли также испытанные сталинцы - Ворошилов, Молотов, Каганович, Булганин.

Н.С. Хрущева определили на должность первого секретаря ЦК, полагая, что он, как и прежде, будет заниматься черновой партийной работой и не будет стремиться в лидеры.

Даже проницательный и хитрый Лаврентий Берия не понял до конца сущности Системы, которую создал Сталин и в строительстве которой Берия принимал самое деятельное участие. Страна насквозь была пронизана партийными органами и ячейками всех уровней. Именно в партийных органах и была сосредоточена реальная власть в СССР, а не в советских органах власти или в органах МВД. Тот, кто владел и руководил аппаратом партии, тот и управлял страной. Ленин, будучи тяжело больным, сумел это понять, понаблюдав за генеральным секретарем Сталиным, быстро сосредоточившим необъятную власть в своих руках.

Маленков и Берия допустили ту же ошибку, которую в свое время совершили Ленин, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков, Томский и другие члены «ленинского» Политбюро, отдав партийный аппарат под бесконтрольное руководство Сталина. Ныне они отдали партийный аппарат Никите Хрущеву, посчитав его слишком серым и не способным на борьбу с ними. Они, как и их предшественники, просчитались.

Хрущев оказался необычайно энергичным, активным и смелым человеком. К тому же, он уже поработал первым секретарем на Украине и почувствовал вкус полноты власти.

Основную угрозу любому члену Президиума ЦК, в том числе и Хрущеву, представлял, став министром внутренних дел, Лаврентий Берия. Он был и членом Президиума ЦК, т.е. равным Хрущеву, и к тому же вновь стал силовым министром, способным любого уничтожить в застенках НКВД. Авторитет Берии в МВД, основанный на страхе, был непререкаем. Его люди, связанные с ним общими преступлениями, были способны выполнить любой его приказ. Поэтому все члены Президиума, боявшиеся и ненавидевшие Берию, объединились против него. Только к Маленкову, близкому товарищу Берии, долго опасались подступиться. Маленков мог рассказать Берии о разговоре, и тогда не миновать бы всем его противникам ареста.

В конце концов, поручили начать разговор с Маленковым Булганину как второму силовику - министру обороны. Затем подключились Хрущев и Микоян. Маленков некоторое время колебался, высчитывал, медлил, но, узнав о полной поддержке предстоящего ареста высшими военными руководителями, включая маршала Жукова, дал согласие на арест Берии.

В своем первом выступлении 26 июня на заседании Президиума ЦК, на котором был арестован Берия, осторожный и трусоватый Маленков предложил лишь освободить Берию от должности первого заместителя СМ и министра внутренних дел и назначить его министром нефтяной промышленности. Маленков не нашел ничего лучшего как промямлить о типичной схеме уничтожения крупных советских партийных деятелей: отстранение от должности, перевод на другую работу и последующий арест. Словно Берия и не представлял этот нехитрый прием. Более решительно был настроен Никита Хрущев, тщательно подготовивший арест Берии на этом заседании.

Существует несколько версий ареста Берии. Первая и почти официальная такова. Арест был поручен маршалу Жукову и генералам Москаленко и Батицкому. Они разместились рядом с кабинетом Маленкова, где заседал Президиум ЦК. Маленков должен был вызвать их для ареста Берии после соответствующего решения Президиума. Но он очень нервничал и никак не мог нащупать сигнальную кнопку под столом. Хрущев нажал запасную кнопку. Военные во главе с Жуковым вошли, арестовали Берию и доставили на гарнизонную гауптвахту. Берию до суда тщательно охраняли военные, опасаясь нападения со стороны войск МВД. На улицы Москвы были выведены танки.

Эту версию подтверждают воспоминания очевидца - Сергея Петровича Гаврилова, учившегося в то время в военной академии им. М.В. Фрунзе. С.П. Гаврилов дежурил на гауптвахте в то самое время, когда туда доставили арестованного Берию.

Другой версии придерживаются известный историк Авторханов и сын Берии, Серго. По их мнению, Лаврентий Берия был застрелен во время ареста. Причем, по мнению Авторханова, это произошло в Кремле, а по версии сына Берии - после короткой стычки с охраной со стрельбой в доме, где проживала семья Берии.

Официальную версию подтверждают свидетельства участников расстрела Берии, в частности, бывшего офицера советской армии Михаила Хижняка-Гуревича. Он свидетельствует, что он вместе с 50-ю другими военными принял участие в аресте и конвоировании Берии у Боровицких ворот Кремля. В полночь из Кремля выехала черная правительственная машина с Берией. Военные, ненавидевшие Берию, заставили его стоять на полу машины на коленях. Берию доставили в бункер на улице Осипенко. Перед расстрелом он не выглядел трусом, как это часто писали. Хижняк-Гуревич заметил, что Берия только слегка побледнел, и у него задергалась от волнения щека. В него по разу выстрелили все присутствующие офицеры, включая генерала Батицкого. Берия умер молча.

Так или иначе, Берия был арестован, объявлен врагом народа, осужден и расстрелян, согласно официальной версии, 23 декабря 1953 г.

Судили Берию и его ближайших помощников по той же неправедной схеме, доставшейся от сталинского режима. Их судьбу решала кучка членов Политбюро. 2-7 июля состоялся Пленум ЦК, на котором сделал доклад Маленков. И вновь он не «добил» своего бывшего друга. Маленков обвинил Берию лишь в антипартийных действиях. Пришлось генеральному прокурору Руденко вписывать от руки в стенограмму рядом со словом «антипартийных» слово «антигосударственных» действий. Иначе даже по советским законам обвинить Берию в уголовных преступлениях было невозможно. Вместе с Берией были осуждены и расстреляны В.Н. Меркулов - бывший министр госбезопасности, министр госконтроля, В.Г. Деканозов - министр внутренних дел Грузии, Б.З. Кобулов - зам. министра внутренних дел СССР, П.Я. Мешик - министр внутренних дел Украины, С.А.Гоглидзе - начальник 3-го управления МВД СССР, Л.Е. Влодзимирский - начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР.

В состав Специального Судебного Присутствия, судивших Берию и его сотрудников, входили: Маршал И.С. Конев - председатель Присутствия; члены Присутствия: Н.М. Шверник - председатель ВЦСПС, Е.Л. Зейдин - 1-й зам. председателя Верховного суда СССР, Н. А. Михайлов - 1-й секретарь Московского обкома КПСС, М.И. Кучава - председатель Совета профсоюзов Грузии, Л.А. Громов - председатель Московского горсуда, К.Ф. Лунев - 1-й заместитель министра внутренних дел СССР, К.С. Москаленко - генерал армии.

В своем последнем слове Берия, в частности сказал: «... Полностью признаю свое морально-бытовое разложение. Многочисленные связи с женщинами, о которых здесь говорилось, позорят меня как гражданина и бывшего члена партии... Признаю, что ответственен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937-38 годах, но прошу суд учесть, что контрреволюционных целей у меня при этом не было. Причины моих преступлений в обстановке того времени. Моя большая антипартийная ошибка заключается в том, что я дал указания собирать сведения о деятельности партийных организаций и составить докладные записки по Украине, Белоруссии и Прибалтике. Однако при этом я не преследовал контрреволюционных целей. Прошу вас при вынесении приговора тщательно проанализировать мои действия, не рассматривать меня как контрреволюционера, а применить ко мне те статьи уголовного кодекса, которые я действительно заслуживаю».

Лаврентий Берия взывал к объективности своих коллег по Политбюро, однако в отношении него были использованы все приемы и механизмы сталинской машины репрессий, одним из главных организаторов и исполнителей которых он был. Суд признал Берию виновным в измене Родине, организации антисоветской группы с целью захвата власти и установлении господства буржуазии, совершении террористических актов против преданных Коммунистической партии и народу политических деятелей.

Приведем акт о расстреле Берии:

1953 года декабря 23-го дня

Сего числа в 19 часов 50 минут на основании Предписания Председателя Специального Судебного Присутствия Верховного суда СССР от 23 декабря 1953 года за N 003 мною, комендантом Специального Судебного Присутствия генерал-полковником Батицким П.Ф. в присутствии Генерального прокурора СССР, действительного государственного советника юстиции Руденко Р.А. и генерала армии Москаленко К.С. приведен в исполнение приговор Специального Судебного Присутствия по отношению к осужденному к высшей мере наказания - расстрелу Берия Лаврентия Павловича.

Генерал-полковник Батицкий

Генеральный прокурор СССР Руденко

Генерал армии Москаленко

По стране пошла гулять песенка:

Берия, Берия

Вышел из доверия,

А товарищ Маленков

Надавал ему пинков.

На Берию, объявив его врагом народа, немедленно повесили ответственность за все преступления сталинского режима в 1938-1953 гг. Теперь уже не Сталин, а его Политбюро сделало «козлом отпущения» очередного наркома.

Следует, однако, заметить, что Берия был освобожден Сталиным от должности наркома внутренних дел в 1945 г. С этого времени он не принимал активного участия в репрессиях. Военные ненавидели его по старой памяти за репрессии 1938-41 гг., а также за «работу» особых отделов в армейских частях в период войны. Именно с ним олицетворяли военные командиры ненавистный им «Смерш», штрафные батальоны, работников особых отделов.

Тем не менее, в послевоенный период новый виток репрессий Сталин уже раскручивал с помощью Маленкова и его подручных. Маленков был единственным среди высших партийных функционеров, который лично принимал участие в допросах и других следственных действиях. Для этих целей он даже построил в Москве «особую тюрьму», которую лично и контролировал.

После смерти Сталина, по инициативе Берии, была объявлена широкая амнистия и прекращено ряд громких дел, раскрученных в основном Маленковым. 2 апреля Берия направил в Президиум ЦК записку, в которой обвинил Сталина и руководителей МГБ в организации убийства Соломона Михоэлса, в фальсификации «дела врачей», «Мингрельского дела», дела бывших сотрудников МГБ, обвиненных в создании контрреволюционной сионистской организации. Уже на другой день Президиум принял решение об освобождении врачей и их родственников.

Возвращение Берии в советские карательные органы историки и мемуаристы оценивают неоднозначно. Первый заместитель председателя КГБ Филипп Бобков в своей книге воспоминаний пишет (Ф.Д. Бобков. «КГБ и власть», М., изд. «Ветеран МП», 1995): «Всего три месяца пробыл он (Берия) на посту, однако за это время вернул в аппарат многих сотрудников, работавших в системе НКВД в тридцатые годы и хорошо усвоивших репрессивные методы тех лет. Даже структуру они попытались восстановить прежнюю... За тот же короткий срок Берия провел акцию, направленную на разжигание национальной вражды. Берия убирал русские кадры из союзных республик, заменяя национальными... это перетряхивание кадров осуществлялось шумно, демонстративно и имело явно антирусскую направленность. Тех, кого освобождали от должности, грубо оскорбляли, не считаясь с тем, хорошо или плохо работал человек. Объективно это был поход против «чужаков», кампанию по изгнанию русских из республик, что неизбежно вызывало всплески национальной вражды.

Освобождение врачей... стало для Берии лишь ловким маневром. На этом фоне готовился новый крупный политический процесс, судя по всему, направленный против предшественника Берии на этом посту С.В. Игнатьева и тех, кто его поддерживал. Многие попали бы в эту мясорубку...

Было очевидно: не миновать нам в ближайшее время очередной жестокой расправы. В воздухе висел 1937 год.

Арест Берии в июле 1953 года спас страну от новых страшных бедствий».

Бобков в своих воспоминаниях явно настроен против Берии, но тот, вернувшись в карательные органы, первым делом подписал 4 апреля 1953 года приказ, соответствовавший жуткой действительности, царившей в органах МГБ: «Министерством внутренних дел СССР установлено, что в следственной работе органов МГБ имели место грубейшие извращения советских загонов, аресты невинных советских граждан, разнузданная фальсификация следственных материалов, широкое применение способов пыток...». Берия, разумеется, лицемерил. Карательные советские органы пренебрегали законами до него, при нем и после него. Приказ понадобился ему лишь для очередной чистки МВД от людей предшественника и расстановки на ключевые посты преданных людей.

Берия, как и другие, способные к самообучению партийные руководители, перейдя на хозяйственную работу, довольно быстро обнаружил непреодолимые изъяны существующей в стране экономической системы. К примеру, железный чекист Феликс Дзержинский всецело поддерживал нэп, т.е. рыночную модель экономики, а не экономическую политику военного коммунизма, когда стал наркомом путей сообщения и председателем ВСНХ.

Лаврентий Берия подготовил в ЦК и правительство предложения по кардинальному сокращению ГУЛАГа, экономическую неэффективность которого он понимал, как никто другой. Он выступил против создания ГДР и раскола Германии, против построения в ГДР социализма. По всей вероятности, к этому времени Берия уже вообще не верил в эффективность социалистического способа хозяйствования. Он выступил за нормализацию отношений с Югославией и против преследования непокорного руководителя югославских коммунистов - Тито. Он выступил против политики конфронтации с Западом. Напротив, как руководитель реализованного проекта создания атомной советской бомбы он осознал, в отличие от чистых аппаратчиков типа Маленкова, Ворошилова, Хрущева, Молотова, Кагановича и др., техническое отставание СССР от развитых стран и необходимость сотрудничества с ними для подъема народного хозяйства СССР.

Берия был прагматичным человеком, с развитым чувством здравого смысла, и потому он представлял, в этом смысле, опасность и для сталинских партийных функционеров. Прогрессивные предложения Берии были инкриминированы ему Молотовым и другими ортодоксами в качестве преступных замыслов.

Сын Лаврентия Берии, Серго, в своей книге уделяет много страниц доказательствам невиновности его отца во многих приписываемых ему преступлениях. С некоторыми его аргументами можно согласиться. Так, Лаврентий Берия не имеет отношения к большинству арестов и расстрелов после войны, в частности к делу и расстрелу председателя Госплана СССР Вознесенского, к делу ленинградских руководителей Кузнецова, Родионова, Попкова и других. Это все дела Маленкова, курировавшего после смерти Жданова репрессивные органы со стороны ЦК партии.

Вместе с тем, Лаврентий Берия - кровавый палач Грузии, погубивший там тысячи невинных людей. Именно эту его сторону деятельности заметил внимательно следивший за делами на своей родины Сталин. Именно поэтому перевел он Берию в Москву для замены сделавшего свое дело Ежова. Послабления в репрессиях того периода, вряд ли, связаны с Берией. Слишком он был еще мелкой сошкой. Просто Сталин решил дать себе передышку в своих кровавых делах. К этому времени почти все видные большевики были репрессированы. Необходимо было время, чтобы диктатору собраться с мыслями и поискать где-нибудь еще подходящие жертвы. Тем более что Сталин в это время сосредоточился на охоте за своим главным врагом жизни - Львом Троцким.

Лаврентий Берия был человеком сталинской Системы. Она подняла его на самый верх власти. Она же и превратила его в историческое ничтожество, пустив ему пулю в сердце и назвав «врагом народа». По укоренившейся сталинской «традиции» были репрессированы все его родственники. Арестовали его жену и сына и после 1,5 лет тюрьмы сослали без предъявления обвинения на Урал. Серго Берию лишили ученой степени доктора технических наук, звания лауреата сталинской премии, звания инженер-полковника. В дальнейшем ему пришлось прожить жизнь под чужой фамилией (Гегечкори), но он сумел стать крупным ученым и организатором науки. 80-ю мать Берии выслали из Тбилиси в глухой уголок Абхазии, где она вскоре скончалась от тягот переезда и неустроенной жизни. Так сменившие тирана коммунистические правители и после смерти своего вождя и расстрела одного из главных его подручных продолжали вершить правосудие «привычными» большевистскими методами.

ЛЕВ МЕХЛИС

Мехлис Лев Захарович (1889-1953), советский государственный и партийный деятель. Член партии большевиков с 1918. С 1930 работает в "Правде". В 1937-40 начальник Главного политического управления РККА. В 1940-46 нарком, в 1946-50 министр Госконтроля СССР, в 1941-42 одновременно зам. наркома обороны. Член ЦК партии с 1939 (кандидат с 1934). Депутат ВС СССР в 1937-50.

Лев Мехлис был одним из самых приближенных и рьяных подручных Сталина, исполнявший со времен гражданской войны его личные поручения. Мехлис родился в еврейской семье служащего в Одессе. Работал конторщиком, состоял в рядах еврейской социал-демократической партии «Поалей-Цион», поддерживавшей меньшевиков. И этого человека, пригодного для выполнения любого грязного задания, Сталин, как и генпрокурора СССР Вышинского, подобрал с «меньшевистским пятном» в прошлом, чтобы держать, как злобного пса, на коротком поводке и спускать по мере надобности.

После Октябрьского переворота Мехлис перешел на сторону большевиков и участвовал в гражданской войне в качестве политработника.

Мехлис начал работать с Иосифом Сталиным в наркомате Коммунистической Рабоче-Крестьянской инспекции (с 1921 г.), который попутно возглавлял Сталин. В этом наркомате Сталин ничего не делал, его он не интересовал. Сталин забрал приглянувшегося ему Мехлиса в свои личные секретари в ЦК. Неглупый Мехлис здесь неплохо сыграл новую для себя роль идейного большевика (приходилось постоянно помнить о меньшевистском прошлом). Он старался не впутываться в откровенно неприглядные дела, не имевшие отношения к личным поручениям Сталина. Генсек использовал его как личного порученца по особо важным для себя делам.

В 1927 г. другой личный секретарь Сталина, завистливый и подозрительный Товстуха, выжал Мехлиса из ЦК, и тот ушел на учебу в Институт красной профессуры. В 1930 г. он напросился на прием к Сталину (Мехлис только что окончил Институт) и разнес в пух и прах работу газ. «Правда». Сталин назначил его главным редактором этой центральной партийной газеты. Мехлис сменил на этом посту Николая Бухарина. С этого времени и началось зарождение культа личности Сталина. На страницы газ. «Правда» полился поток невиданной доселе лести, славословия, возвеличивания «вождя всех времен и народов» Иосифа Сталина и оголтелой клеветы против его противников. Остальные газеты и журналы послушно следовали примеру главной газеты СССР.

В 1932 г. Сталин вернул в ЦК Мехлиса вновь в качестве своего личного порученца и соглядатая-доносчика.

Сталин, конечно, знал истинную цену Мехлису, но именно такие люди обеспечивали прочность его личной власти. Они обеспечивали надежную слежку за всеми недовольными, наполняли страну всеобщим страхом и ужасом.

Сталин часто встречался с Мехлисом один на один и подолгу беседовал с ним, хотя Мехлис и не занимал высокой должности до 1937 года. Генсек на этих встречах заслушивал исполнение своих личных поручений, содержание которых знали только они двое, и давал новые задания.

И Мехлис ездил по стране и находил врагов там, где их никогда не было. По его доносам погибли тысячи ни в чем не повинных людей.

Сталин оценил рвение Мехлиса и назначил его в 1937 году начальником Главного политического управления Красной Армии. Туда, где работал до этого армейский комиссар первого ранга Ян Гамарник, застрелившийся после получения известия о неминуемом своем аресте. И снова «неутомимый» Мехлис оправдал доверие хозяина. Только в Главном политуправлении он оставил не более трети работников. Остальные были репрессированы. По Красной армии прокатилась цунами арестов. Мехлис, Ежов, Ворошилов, Вышинский, Ульрих и их подручные старательно выполнили заказ хозяина, уничтожив лучших командиров Красной Армии.

Во время войны Мехлис вновь выполнял личные задания Сталина, мотался по фронтам и выбивал командиров из боевого ритма. В 1941-42 гг. он занимал должности начальника Главного политического управления РККА, заместителя наркома обороны СССР, наркома Государственного контроля СССР (1940-50 гг.), заместителя Председателя СНК СССР (с 1940 г.). Кроме того, он назначался членом военных советов ряда фронтов, представителем Ставки ВГК.

После войны Мехлис продолжил свою зловещую деятельность на посту министра Госконтроля СССР.

Он умер естественной смертью в один год со своим хозяином и не понес заслуженной кары за свои злодеяния.

АНДРЕЙ ВЫШИНСКИЙ

Вышинский Андрей (Анджей) Януарьевич (1883-1954), ректор МГУ, зам ген.прокурора и ген.прокурор СССР в 1933-39, академик АН СССР (1939). В 1939-44 заместитель председателя СНК СССР. В 1940-53 на работе в МИД СССР. В 1949-53 министр иностранных дел. С 1903 по 1920 член партии меньшевиков. Член ВКП(б) с 1920. Член ЦК КПСС с 1939.

Андрей Вышинский родился в Одессе в 1883 году (по официальным документам - русский). Окончил в 1913 г. юридический факультет Киевского университета, затем занимался педагогической и литературной деятельностью, работал помощником присяжного поверенного. В 1903-20 гг. Вышинский состоял членом партии меньшевиков. По некоторым сведениям Вышинский был тем самым работником правоохранительных органов Временного правительства, который оформлял ордера на арест Ленина и Зиновьева в 1917 г. Однако документальных подтверждений этому факту обнаружено не было. В 1920 году после разгрома большевиками партии меньшевиков, высылки ее лидеров за границу и ссылки остальных членов партии на периферию Вышинский сумел избежать репрессий и вступил в партию большевиков. В 1918-20 гг. он работал в аппарате Наркомата продовольствия. В 1921-22 гг. Вышинский читал лекции в МГУ и работал деканом экономического факультета Института народного хозяйства им. Г.В. Плеханова. С 1923 по 1925 Вышинский - прокурор уголовно-судебной коллегии Верховного суда СССР.

Вышинский был назначен Председателем Специального Судебного Присутствия по Шахтинскому делу, по которому в судебном порядке были приговорены к расстрелу невинные жертвы, объявленные вредителями и врагами народа. Сталин заметил усердие Вышинского на этом процессе и использовал его на всех последующих открытых судах над старыми большевиками.

В 1925-1928 гг. Вышинский работал ректором Московского университета. Этот факт его биографии сам по себе свидетельствует о незаурядности Вышинского. После перехода в органы юстиции его назначили членом коллегии Наркомпроса РСФСР (1928-31 гг.). В 1931-35 гг. Вышинский - прокурор РСФСР и заместитель наркома юстиции РСФСР. В 1933 г. Вышинского назначили заместителем генпрокурора, а затем и генеральным прокурором СССР (1935-39 гг.). В 1939 г. Вышинского перевели заместителем Председателя Совнаркома. В 1940-53 гг. он работал заместителем министра, а затем и министром иностранных дел. Советской властью за свою деятельность Вышинский был награжден шестью орденами Ленина.

Вышинский был одним из самых изощренных участников идеологического обслуживания сталинского режима. Бывший видный меньшевик, он переметнулся к одержавшим победу большевикам после разгрома своей собственной партии. Сталин умел подбирать людей для проведения репрессий. Вышинский был с несмываемым пятном меньшевика и поэтому стал ревностным исполнителем сталинской репрессивной политики. Интересно, что для самой гнусной и грязной работы Сталин подбирал, как правило, инородцев, к каковым относился и сам. Ягода и Мехлис были евреями, Берия - грузином, Вышинский - поляком, Ульрих - латышом.

Вышинский был по-своему талантливым человеком, ярким оратором-демагогом, тонким психологом, теоретиком сталинского правосудия. Его книга «Теория судебных доказательств в уголовном праве» долгие десятилетия была настольной книгой судей, следователей и прокуроров СССР. Вышинский «теоретически» обосновал необходимость и мнимую законность «царицы доказательств» советской системы правосудия - показаний на самого себя. И эти показания следователи НКВД, ГБ и прочих подобных ведомств нещадно выбивали из своих жертв.

В качестве государственного обвинителя Вышинский вел все открытые показательные сталинские процессы-фарсы: Зиновьева-Каменева, Пятакова-Радека и Бухарина-Рыкова. Вышинский ловко и изощренно вел эти открытые суды. Он не уступал в интеллекте своим подсудимым, но, в силу своей полной аморальности и положения государственного обвинителя, имел перед ними решающее преимущество. Хорошо владея словом, он подавлял подсудимых своими фантастическими, нелепыми обвинениями и неожиданными чудовищными сравнениями. Прошедшие царские тюрьмы и ссылки большевики, предварительно сломленные «ежовыми рукавицами», покорно признавались в смехотворных преступлениях. Он бесцеремонно парировал ненужные ему реплики и ответы, бросал в лицо подсудимым уничижительные оскорбления.

На процессе Бухарина, Рыкова и других старый большевик Николай Крестинский отказался от своих предварительных признаний в, якобы, совершенных им преступлениях (участие в правотроцкистском блоке, шпионаж, измена Родине, убийство Кирова, подготовка покушений на Ленина, Сталина, Свердлова и других). Тогда Вышинский прервал заседание. Крестинского увели в камеру, и следователи НКВД подвергли его жестоким истязаниям. На следующем заседании Крестинский покорно признал все эти фантастические обвинения.

Однако Вышинскому не удалось выиграть соревнование в интеллекте на этом процессе у Николая Бухарина и Алексея Рыкова, соратников Ленина. Николай Бухарин довольно тонко построил свою защиту. Он соглашался в самом факте участия в правотроцкистском блоке и политическом руководстве им, но отрицал все конкретные обвинения:

Вышинский: - Подсудимый Бухарин, вы признаете себя виновным в шпионаже?

Бухарин: - Я не признаю.

Вышинский: - А Рыков что говорит? А Шарангович что говорит?

Бухарин: - Я не признаю.

Вышинский: - Когда возникла правотроцкистская организация в Белоруссии, вы были в самом ее сердце; вы признаете это?

Бухарин: - Я уже сказал.

Вышинский: - Я вас спрашиваю, признаете или нет?

Бухарин: - Я не интересовался белорусскими делами.

Вышинский: - А шпионскими делами вы интересовались?

Бухарин: - Нет.

Вышинский: - А кто ими интересовался?

Бухарин: - Я не получал сведений о такого рода деятельности.

Вышинский: - Подсудимый Рыков, Бухарин получал сведения такого рода деятельности?

Рыков: - Мы никогда с ним об этом не говорили.

Вышинский, поворачиваясь к Бухарину: - Я еще раз спрашиваю на основании того, что здесь было показано против вас: не угодно ли вам признаться перед советским судом, какой разведкой вы были завербованы - английской, германской или японской?

Бухарин: - Никакой.

Вышинскому так и не удалось заставить Бухарина и Рыкова признать нелепые обвинения. На признание участия в правотроцкистском блоке Бухарин согласился, чтобы спасти жену и сына. Для сведущих людей обвинение Бухарина в сотрудничестве с его основным идейным противником Львом Троцким выглядело надуманным и несуразным.

После назначения Берии на пост наркома внутренних дел, по причине их личной взаимной неприязни, Вышинского перевели на работу в Совмин. Он занял пост заместителя МИДа, первого заместителя (1940-46 гг.), затем министра (1949-53 гг.), представлял СССР в ООН до самой своей смерти (с 1953 г.).

Вышинский был избран академиком АН СССР в 1939 году.

Успешное выживание в советской коммунистической системе беспринципных и аморальных людей, подобных Вышинскому, их процветание на вершине власти - яркое доказательство аморальности самой Системы.

Изощренный демагог, человек без чести, совести, моральных принципов Вышинский сумел пройти без потерь все рифы сталинской и постсталинской системы, теоретиком правосудия которой он слыл. После смерти Сталина, осознавая преступность содеянного, он постоянно боялся ареста. Скончался он 22 ноября 1954 г. в преклонном возрасте, все еще находясь на важнейшем государственном посту. Он представлял СССР в ООН. Умер Вышинский в Нью-Йорке во время работы. Прах его похоронили у Кремлевской стены.

ВАСИЛИЙ УЛЬРИХ

Сведения в энциклопедиях отсутствуют.

Василий Ульрих, уроженец Риги, председатель Военной коллегии Верховного суда СССР, армвоенюрист - один из основных подручных Иосифа Сталина в советской системе правосудия. Он был председателем суда на всех основных политических процессах, на всех крупных закрытых судебных заседаниях. Лично подписал тысячи смертных приговоров невинным людям.

Во время массовых репрессий работал ежедневно, поточно осуждая на смерть все новых и новых невинных людей. Постоянно, как и Вышинский, встречался со Сталиным, докладывая ему об очередных приговорах невинным людям и получая инструкции. На крупных процессах работал в паре с Вышинским.

ВИКТОР АБАКУМОВ

Абакумов Виктор Семенович, генерал-полковник, родился в 1908 г. в Москве, член ВКП(б) с 1930 г., из рабочих. Образование низшее. В годы войны - начальник ГКР (Главное управление контрразведки «СМЕРШ»), заместитель наркома обороны. В 1946-51 гг. - министр государственной безопасности СССР. 4 июля 1951 г. снят с должности и через несколько дней арестован. Был осужден за осуществление массовых репрессий. Расстрелян в 1954 г.

Виктор Абакумов пришел в органы госбезопасности в конце тридцатых годов рядовым сотрудником. Бушевали репрессии, и он быстро сделал карьеру на периферии, в Ростове. В годы войны он возглавлял Главное управление военной контрразведки «СМЕРШ» и одновременно был заместителем министра обороны, т.е. заместителем Сталина.

Абакумов на должность министра государственной безопасности был назначен в 1946 г. решением Политбюро. Его выдвинул Жданов. Сталин согласился с этой кандидатурой, считая предшественника Абакумова на этом посту, Меркулова, слишком мягким. Еще одной причиной отставки Меркулова явилась его близость к Берии, которого Сталин начал опасаться. 29 декабря 1945 г. Берия был освобожден от должности наркома внутренних дел, а с назначением Абакумова Лаврентий Берия потерял свое влияние и на министерство госбезопасности. Со стороны Политбюро Абакумова курировали Сталин, Жданов и Маленков (после смерти Жданова). Они и разделяют с ним ответственность за преступления министерства госбезопасности.

Абакумов подчинялся, практически, непосредственно Сталину, которого стало тревожить чрезмерное усиление влияния энергичного и хитрого Берии. За Берией и его семьей, по свидетельству его сына Серго, после назначения Абакумова была установлена слежка.

Абакумов сменил кадровый состав в органах (так же поступали все министры ОГПУ-НКВД-ГБ-КГБ), убрав людей Берии.

Абакумов выполнил отведенную ему роль по развязыванию нового витка репрессий. При нем, в частности, было сфабриковано «ленинградское дело» и репрессированы сотни невинных людей. Были репрессированы адмирал флота Л.М. Геллер, маршал артиллерии Н.Д. Яковлев, главный маршал авиации А.А. Новиков. Абакумов по поручению Сталина подготовил «дело» на Маршала Георгия Жукова. Однако Сталин не держал долго одного и того же человека на посту руководителя главного карательного министерства. Абакумов был арестован в 1951 г. Его обвинили в плохой работе по «Ленинградскому делу», делу врачей, по делу о руководителях Еврейского антифашистского комитета. Донос лично Сталину сделал старший следователь по особо важным делам Рюмин, сообщив вождю, что один из арестованных врачей якобы сознался, что группа врачей планомерно уничтожала руководителей страны. Абакумова арестовали, а Рюмина назначили заместителем министра.

Вот как вспоминает свою реакцию на это известие Филипп Бобков: «Мы сидели молча, совершенно подавленные. Рюмина хорошо знавшие его сотрудники характеризовали как весьма посредственного работника, явного карьериста, способного на любую подлость. Как верить такому человеку! И уж совсем непостижимо выглядело назначение Рюмина заместителем министра.

Можно без преувеличения сказать, что с этого дня против честных и добросовестных чекистов начался открытый террор... Руководителей разных рангов одного за другим отправляли за тюремную решетку».

Новым министром госбезопасности был назначен С.Д. Игнатьев, зав. Отделом ЦК.

Филипп Бобков, даже спустя много лет, негодует по поводу несправедливого, по его мнению, отношения новых руководителей госбезопасности к старым опытным кадрам. Однако повторимся, что так поступали все руководители карательных органов. Ежов сменил и репрессировал всех людей Ягоды. Берия вымел из НКВД всех людей Ежова. Абакумов убрал людей Берии. Игнатьев и Рюмин репрессировали людей Абакумова. Вновь пришел Берия и за три месяца сменил руководителей управлений и отделов, готовил дело против Игнатьева.

Абакумову пришлось самому пройти через ад застенков НКВД и МГБ. Он пишет Берии и Маленкову из Лефортовской тюрьмы 18 апреля 1952 г.:

«...Со мной проделали невероятное. Первые восемь дней держали в почти темной, холодной камере. Далее в течение месяца допросы организовывали таким образом, что я спал всего лишь час-полтора в сутки...привели в карцер... это была холодильная камера с трубопроводной установкой, без окон, совершенно пустая, размером 2 метра. В этом страшилище, без воздуха, без питания (давали кусок хлеба и две кружки воды в день), я провел восемь суток. Установка включалась, холод все время усиливался... Может быть можно вернуть жену и ребенка домой, я вам вечно буду за это благодарен...».

После ареста Абакумова была арестована его жена с двухмесячным ребенком и помещена в тюрьму «Матросская тишина».

В течение трех лет Абакумов содержался в тюрьме, и только после смерти Сталина он был осужден и расстрелян в 1954 г.